Здесь имеется в виду следующее. Предположим, некто решил построить предприятие, продукция которого нужна и общество ее ждет. Он берет кредит и несколько лет строит, налаживает производство. Когда продукция выпускается, в ее цене учитываются доля возврата кредита и проценты. Когда проценты по кредиту невелики, то в цене продукции хватит «места» и для этого и цену не придется поднимать слишком высоко. Но при высоких кредитных ставках цена продукции подскакивает так, что невозможно либо продать продукцию, либо вернуть кредит. То есть в данном случае «рынок показывает», что не надо строить новых предприятий, не надо совершенствовать старые. Эта бредовая монетаристская идея препятствует внедрению результатов научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, тормозит научно-технический прогресс в стране.

Здесь начинается то, что я уже называл экономическим онанизмом. Если нет возможности из-за дорогих денег строить дома или совершенствовать производство, деньги направляются на покупку акций, в надежде, что цена последних поднимется и их можно будет выгодно продать. Поскольку цена акции колеблется быстро и купленные акции можно продать через 2—3 недели, то для этих целей выгодно взять в банке кредит даже под 22% годовых. При покупке большого количества акций их держатель становится собственником уже работающего предприятия, дающего прибыль. За счет этой прибыли и уменьшения зарплаты работникам можно в конце концов оплатить и бешеные проценты банку.

Ли Якокка в своей книге приводит примеры таких сделок: «Из десяти самых больших в истории США слияний корпораций девять осуществлены при администрации Рейгана. Одна из крупнейших из них связана с корпорацией «Юнайтед Стэйтс стал». Будучи защищенной триггерными ценами, которые обходились нам при закупке американской стали в лишних 100 долларов на каждый автомобиль, «Ю.С. стал» уплатила 4,3 миллиарда долларов за компанию «Марафон ойл». Большую часть этой суммы корпорация получила в виде ссуд. А лучше было бы использовать их на приобретение новейших кислородных конвертеров и установок для непрерывной разливки металла, чтобы можно было конкурировать с японскими сталелитейными фирмами.

Когда об этом узнали рабочие корпорации, они были глубоко возмущены и потребовали, чтобы все полученные за счет снижения их заработной платы средства были инвестированы в сталелитейную индустрию. Почти неправдоподобно, что именно рабочие преподнесли администрации урок на тему о том, как на деле действует наша система».

Самого же Якокку подобные сделки возмущают и по другой причине. «Где здесь здравый смысл? Почему бизнесмен, занимавшийся выплавкой стали, внезапно стал нефтепромышленником? Ведь это совершенно другой мир. Ему понадобятся годы, чтобы изучить новый для него бизнес. И, что самое важное, это непродуктивно».

Больше всего Якокка возмущается итогом эпидемии монетаризма: «Подумайте только, за десятилетие 1972—1982 годов общая численность занятых в пятистах крупнейших промышленных компаниях Америки фактически сократилась. Все новые рабочие места — свыше десяти миллионов — были созданы в двух других сферах. Одна из них — это мелкие предприятия. Другая — мне неприятно об этом говорить — это государство, которое, очевидно, осталось единственной в мире сферой, где отмечается рост занятости».

* * *

Надо сказать, что Горбачев, Ельцин и Путин были далеко не первыми руководителями, не понимающими того, что они творят. В самом начале XVIII века, то есть почти 300 лет назад, во Франции разразился, как сейчас говорят, финансовый кризис, но тогда он был естественным, связанным с ростом населения Франции: появлялись новые рабочие руки, которые могли сеять хлеб и плавить сталь, строить дома и ткать сукно, но количество золота и серебра, которые в виде монет обеспечивали товарообмен, не росло пропорционально возможностям экономики. Более того, движение монет было медленным, большое количество денег отвлекалось на внешнюю торговлю и уходило за границу. Массы голодных людей бунтовали, а правительство Франции не представляло, как выйти из этого положения.

От кровавого бунта Францию спасло, возможно, то, что в это время в Англии один староватый джентльмен был не способен удовлетворить свою содержанку. Но в этом он стал обвинять не себя, а молодого любовника содержанки и вызвал его на дуэль. На дуэли джентльмен был убит ударом шпаги, а счастливого соперника приговорили к повешению, но ему удалось сбежать во Францию. Так Франция приобрела своего финансового гения — Джона Ло. Он стал убеждать правительство Франции напечатать и пустить в обращение бумажные деньги. Но ведь сами по себе эти деньги ничего не стоят, а золота, чтобы их обеспечить, то есть обменять по первому требованию, не было.

Правительство Франции колебалось. Я думаю, что Джон Ло убеждал их так: «Пусть ассигнации нечем обеспечить! Если не увлекаться их печатанием, то никто не принесет ассигнации, чтобы поменять их на золото, так как они каждому будут нужны для товарообмена. Экономика Франции не выпустит эти деньги из обращения».

Он оказался прав. Франция испытала невиданный экономический расцвет: лихорадочно строились заводы и фабрики, оживилась торговля, только в Париже за один год потребовалось столько рабочих рук, что его население увеличилось на 300 тысяч человек (в начале XVIII века!) и по его улицам, забитым повозками и каретами, стало невозможно проехать. Имя Джона Ло вошло во все энциклопедии, а то, что он сделал, получило имя «система Ло».

А вот как с помощью денег развил экономику своей страны выдающийся государственный деятель — Сталин. Перед ним стояла огромная проблема — развить промышленность в стране, где 85% населения занималось сельским хозяйством. И эту проблему надо было решить в условиях враждебного отношения остального мира, которое фактически не оставляло надежды на то, что можно опереться на промышленные товары других стран, а географические особенности страны перечеркивали саму мысль о том, что сельское хозяйство Советского Союза когда-либо сможет конкурировать с сельским хозяйством остальных стран.

Сталин был коммунистом. Настоящим коммунистом, а не карьеристом, как Горбачев, заучивший по случаю кое-какие основы коммунистического учения и превративший их в догмы, непонятные даже самому себе. Поэтому Сталин не сомневался в том, что экономические законы едины и в капиталистическом, и в социалистическом обществе.

Он рассуждал примерно так. Промышленность — это, попросту говоря, станки, на которых работают люди и которые производят какой-то товар или услугу. Развивать промышленность — значит, иметь очень много таких станков и людей. Для этого нужны станки, которые для начала можно купить за границей, а потом изготавливать самим, и люди, которых даст коллективизация сельского хозяйства. Но для того, чтобы станки и люди работали, необходимы покупатели производимого ими товара. В противном случае его незачем производить. Покупатели — это люди или организации, имеющие желание купить и обязательно деньги. Желание, как правило, есть, поэтому главным фактором становятся деньги, которые в большем или меньшем количестве имеются у каждого. Люди с деньгами — это рынок сбыта, с большими деньгами — хороший рынок, с маленькими — неважный, но очень много людей — тоже хорошо.