Перед ней сидел сам Кевин Чини! Даже если бы ей хватило духа подколоть его «по мамаше», в голову все равно ничего не шло.

Она уставилась на часы, перевела взгляд на учебник. «Черт возьми, тупица! Ну говори что-нибудь!»

С губ не срывалось ни единого слова. Она ждала, что Кевин вот-вот одарит ее красноречивым взглядом: «Недосуг мне общаться с такими дурами», – поднимется и уйдет. Но нет, он, видимо, решил, что ей просто не до игры из-за передряги, в которую она угодила утром.

– Серьезно, Жен. У тебя голова не одними ди-джеями, косичками и разными там модными фишками занята. Думаю, все дело в том, что у тебя есть мозги, а с умным человеком общаться приятно. Взять хотя бы моих ребят. – Он кивнул на столик, за которым сидели его дружки. – Народ не шибко продвинутый.

Неожиданно ее осенило. «Ну давай, подруга, лови свой шанс».

– Ага, некоторые из них такие тупые, что если и скажут чего умное, то сразу забудут, как говорить.

– Класс! – Весело хохоча, Кевин протянул руку, и они постучали кулак о кулак. Женеву словно током ударило. Она отчаянно сдерживалась, чтобы не улыбнуться, – в «подколках» это считалось дурной манерой.

Еще не утих веселый сумбур внутри, как она осознала, что, в сущности, он совершенно прав. Часто ли случается поговорить с кем-нибудь умным? С кем-то, кто может тебя выслушать и понять?

Кевин дернул бровью, взглядом указав на детектива Белла, который рассчитывался за еду.

– Я в курсе, что чувак, который косит под препода, на самом деле коп.

– У него это только на лбу не написано, – шепнула Женева.

– Точно. – Кевин рассмеялся. – Я понимаю: он за тобой присматривает, все дела. Но я хочу сказать, что тоже буду. Я и мои ребята. Если увидим что-нибудь подозрительное, дадим ему знать.

Женева ощутила прилив благодарности. Которая быстро сменилась тревогой. Вдруг он или кто-то из его друзей пострадает от того монстра, который на нее напал? Мысль о том, что из-за нее убили доктора Бэрри и ранили ту женщину около музея, по-прежнему тяжелым грузом лежала на сердце. Ей вдруг представилось: Кевин лежит в гробу в похоронном бюро Уильямса – очередная жертва стрельбы на улицах Гарлема.

– Тебе не обязательно рисковать, – сказала она серьезно.

– Понимаю, – ответил Кевин. – Но я так решил. Никто тебя больше не тронет, будь уверена. Ну ладно, я поскакал к своим. Еще увидимся?

– Конечно, – едва выдохнула она, чувствуя, как гулко колотится сердце.

Кевин пошел к своему столу. Женева смотрела, как он удаляется. Разговор ее так взволновал, что внутри все пылало, руки дрожали. «Ну пожалуйста, – пронеслась мысль, – пусть с ним ничего не случится…»

– Мисс?

Она вскинула глаза, моргая от удивления.

Детектив Белл склонился над столом с подносом в руках. Донесся аппетитный запах… Женева и не думала, что так голодна.

– Ты его знаешь? – спросил детектив.

– Да, все в порядке. Мы с ним в одной группе.

– Замечу, мисс, у вас слегка озадаченный вид.

– Ой… ну, не знаю. Наверное.

– Но это никак не связано с тем, что произошло сегодня утром в музее, да? – улыбнулся он.

Женева отвела взгляд, чувствуя, как к лицу приливает кровь. Детектив Белл поставил перед ней дымящуюся тарелку.

– А ну-ка, наляжем. От терзаний души нет средства лучше, чем индейка под соусом. Даже подумываю, не списать ли рецепт.

Кажется, взял все, что нужно.

Томпсон Бойд оглядел предметы, лежащие в корзине для покупок, и направился к кассе. Как все-таки он любил скобяные лавки! Интересно, откуда такая любовь? Может, еще с тех времен, когда отец каждое воскресенье возил его в магазин недалеко от Амарилло, чтобы подобрать инструменты для мастерской, которая находилась в сарайчике за их трейлером.

Или дело в том, что в скобяных лавках инструменты блестят новизной и всегда аккуратно разложены. Краски, клеи, ленты – все по порядку, всегда просто найти.

Все на своих местах, как по инструкции.

Еще ему нравился терпкий запах удобрений, масел и растворителей, который трудно передать на словах, но который легко узнает всякий, кто когда-нибудь бывал в старом хозяйственном магазине.

С инструментами Томпсон обращаться умел, и в этом была заслуга отца. Тот целый день работал на нефтепроводах, буровых вышках и нефтяных качалках, но немало времени проводил и с сыном, прививая ему любовь к труду, терпеливо обучая, как правильно использовать инструмент, делать замеры, чертить эскизы. Часы напролет Томпсон чинил сломанные вещи, учился превращать дерево, металл и пластик в предметы, которых раньше не существовало. Вместе с отцом они ремонтировали грузовичок или трейлер, латали забор, изготавливали мебель, мастерили для матери и тети подарки: сигаретницу, скалку, стол для разделки мяса. «Не важно, сынок, делаешь ты что-то маленькое или большое, – учил его отец, – к каждой вещи подходить надо с одинаковым мастерством. Одно не может быть лучше или труднее другого; все дело в порядке величины».

Отец был хорошим учителем и гордился тем, что создал его сын. Харт Бойд умер, держа в руках сделанный сыном набор для чистки обуви и деревянную цепочку для ключей с головой индейца, на которой было выжжено слово «Папа».

Уроки мастерства, как оказалось, прошли не зря. Ибо умение убивать – всего лишь умение. Химия или механика не сильно отличаются от плотничьего или малярного дела.

Весь вопрос в порядке величины.

У кассы он расплатился – наличными, разумеется, – поблагодарил продавца, руками в перчатках подхватил пакет и двинулся к выходу, но, не дойдя до двери, остановился и стал разглядывать электрическую газонокосилку в желтых и зеленых тонах. Чем она его так привлекла? Наверное, мысли об отце напомнили ему то далекое время, когда по воскресеньям он косил траву за трейлером, где жила их семья, после чего шел домой и садился с отцом смотреть игру, а мать тем временем что-то пекла на кухне.

Ему вспомнился сладковатый запах выхлопных газов, резкий, как выстрел, щелчок, когда лезвие попадает на камень, швыряя его высоко в воздух, и как от удара немеют руки.

Так же, должно быть, немеет все тело, когда лежишь на земле, умирая от укуса гремучника.

Подошел продавец и что-то сказал. Томпсон вздрогнул.

– Простите?

– Могу дать хорошую скидку. – Мужчина кивнул на газонокосилку.

– Спасибо, не надо.

Томпсон вышел на улицу, пытаясь понять, что на него нашло. Мелькнула тревожная мысль: что, если дело вовсе не в детских воспоминаниях? Может, машинка просто похожа на маленькую гильотину, эффективное орудие убийства?

Нехорошая мысль. Но никуда от нее не денешься.