люблю! — отвечает Талия, а затем вздыхает и встречает мой взгляд. — Я не могу их иметь. Я всегда хотела детей, но мне сказали, что у меня их никогда не будет.

— О, Талли. — Я притягиваю ее ближе, обнимаю и целую в макушку. Она плачет у меня на груди, в ее голосе звучит такая боль, что мое сердце разрывается на куски. Когда она немного успокаивается, я отстраняюсь и вытираю ей лицо, прежде чем встретиться с ней взглядом. — Мне очень жаль, правда, но то, что ты не можешь иметь их биологически, не означает, что ты не можешь их иметь, если не хочешь. Есть и другие способы…

— Я знаю это, — шепчет она.

— Все дети общие, несмотря, кто их родил. Мы, как одна большая семья, — объясняю я, — но ты была бы невероятной частью этой семьи. — Теперь я вижу, как она заботится о детях… но что, если это причинит боль? — Хочешь, я попрошу их перестать заставлять тебя читать им?

— Нет! Пожалуйста, не надо.

Я чувствую боль, поэтому притягиваю ее ближе.

— Я никогда ни в чем тебе не откажу, мне просто не нравится видеть, как тебе больно. Но, Талли, ты думаешь, что если не можешь иметь детей — это делает тебя ущербной. Это не так. Ты все еще Талия. Ты все еще женщина. Невероятно смелая, умная, веселая, добрая, а иногда и упрямая женщина.

— Катон. — Она пытается остановить меня, но я заставляю ее посмотреть на меня.

— Это ничего не меняет, — обещаю я, и это не так. Да, я хочу детей, и мысль о том, что Талия будет носить моих детей, — это блаженство, но я также собственник, ревнивец и не хотел бы делить ее внимание. Я просто ненавижу такую боль, которую не могу унять. С детьми или без, она все равно Талия.

Она — моя суженая, моя вторая половинка, и я хотел бы дать ей все, что она хочет.

Даже если она не будет моей.

— Правильный мужчина не только поймет, но и полюбит тебя, — говорю я ей, хотя слова словно бритва.

— Думаешь? Я никогда не рассказывала об этом партнеру. Слишком боялась, потому что, даже если они говорят вначале все хорошо, в конце концов они хотят семью, идеальную семью и жену, а я не могу дать подобное.

— Тогда они, глупцы, — рычу я в ответ. — Нет ничего более удивительного и ценного, чем ты и твоя способность любить. Независимо от наличия детей, вы были бы самыми счастливыми людьми на этой планете. Дети — это прекрасно, они воплощают надежду на будущее. Однако существует множество иных путей быть отцом или матерью, или даже просто не стать ими. Это совершенно приемлемо и не влияет на то, кто ты есть. Ты — ученый, Талия, и невероятная женщина. У меня нет сомнений, что приложив усилия, ты найдешь смысл жизни, который превратит тебя в крайне счастливого человека, и в этом ты заслуживаешь самого лучшего.

— А как насчет тебя? — спрашивает она, ища меня взглядом.

— А что насчет меня? — спрашиваю я, недоумевая.

— Разве ты не заслуживаешь счастья? Я вижу тебя, окруженного, но все еще одинокого. Счастлив ли ты, Катон?

Я сглатываю, когда сердце замирает от правды — правды, которую этот маленький человечек видит в самом сердце.

— Сейчас, когда ты в моих объятиях, — да, — честно признаюсь я, и яркая улыбка, которую Талия дарит мне, оправдывает все это, когда я наклоняюсь к ней. — А теперь спи, и я защищу тебя от кошмаров. Ничто и никогда не причинит тебе вреда, пока я рядом, Талли.

— А когда тебя не будет рядом? — шепчет Талия, закрывая глаза и прижимаясь ко мне.

— Об этом не хочется думать, — тихо признаю я, целуя ее в макушку и закрывая глаза, пытаясь представить свою жизнь до нее. Она права…моя жизнь была одинокой и нереализованной. Талия вернула в нее смысл и краски. Принесла солнце, так как же я смогу вернуться к одинокой жизни в темноте, тоскуя по паре, которую никогда не смогу удержать?

ГЛАВА 21

ТАЛИЯ

На следующее утро я наблюдаю за Катоном. Сегодня он изменился, стал более сдержанным и холодным по отношению ко мне. Он по-прежнему приносит еду, следит, чтобы я пила, и отвечает на мои вопросы, но между нами какая-то дистанция, от которой у меня щемит на сердце. Потирая грудь, я снова перевожу взгляд на него, размышляя, не напугала ли я вчера Катона своими слезами и признаниями. Но он не похож на человека, который сторонится сложных вещей, так почему же он отстраняется от меня?

Я скучаю по его взгляду и рукам.

Я скучаю по нему, и он здесь.

— Ты что-нибудь слышал об Арии? — спрашиваю я, и Катон напрягается и качает головой. Я хмурюсь от его реакции и снова сосредотачиваюсь на исследовании. Прикусив губу, я вспоминаю, как он целовал меня вчера, как будто не мог насытиться, и как он обнимал прошлой ночью, защищая от моих снов. Он также утешал меня из-за неуверенности и, кажется, не беспокоился о моем самобичевании.

Я должна иметь детей. Я женщина — это биологическое.

Или это то, что нам вдалбливают с раннего возраста.

Наша ценность измеряется только нашей маткой.

К сожалению, мне понадобилось много времени, чтобы осознать, что я все еще женщина — глупо, я знаю, — но именно так я себя и чувствовала. Невозможность иметь детей заставляла меня чувствовать, что я не желанная и не нужная, что я не полноценная, но Катон знал и понимал суть проблемы. Катон успокоил мои страхи.

Как он мог так крепко обнимать меня и обещать, что я полноценна, и не смотреть мне в глаза? Если честно, это больно, и я чувствую, как погружаюсь в работу, боясь, что сказала или сделала что-то, не осознавая этого. Может быть, ему начинает не нравиться, что я рядом, как это в конце концов делают все остальные.

— Совсем ничего? — спрашиваю я, пытаясь завязать разговор.

— Нет, — хмыкает Катон, и я сужаю глаза. Что-то не дает мне покоя. Он не смотрит на меня и явно чувствует себя неловко…

Он лжет мне?

Я чувствовала, что он лжет, и теперь в этом уверена.

— Мой бывший врал мне, — начинаю рассказывать, не глядя на него. Я чувствую, как Катон поворачивает ко мне голову, и продолжаю. Я никому не рассказывала об этом раньше, но должна заставить его понять. Катон молчит, пока говорю,