– Но в тех случаях, о которых ты знаешь – он всегда приходил с одним охранником?

– Да… – допрашиваемый запнулся, попытался пожевать губами, но сразу же скривился от боли, и дернул связанными руками, видимо попробовав рефлекторно погладить избитое лицо, потом вздохнул и закончил: – Но это был ня простой охранник.

– Необычный? В чем его необычность?

– Во-первых, он всягда молчал.

– Он был немой?

– Ня знаю. Ня думаю. Он просто… просто молчал всегда. И вообще он ня дзелал никаких лишних движений.

– Что значит «не делал лишних движений»?

– Ну‑у‑у, человек же всегда шавелится. Ну, там чешет где-то – руку там, пузо, затылок опять же, в носу, там, ковыряет, сморкается… ну и так далее. А этот… он ничаго такого ня дзелал. Стоит – так неподвижно. Ну как статуй. Сел – и замер. Сказали ему, смотри за входзом – так он глазами во вход упрется и буравит просто. Ня моргнет. Ня отведзет ни на секунду… Это… это страшно. Мяня всягда, когда я туда приходил, от этого типа в дрожь бросало.

Шуршан покосился на своего человека, который сидел в углу камеры и старательно записывал все сказанное, после чего бросил короткий взгляд на Грона. Тот продолжал молча слушать.

– Ладно, на отсрочку ты себе наговорил, – вернулся начальник секретной службы к допросу. – Еще чего рассказать можешь?

– Дык, по этому типу больше ничаго. А в общем…

– В общем, мы с тобой чутка попозже поговорим. А сейчас… – он поднял глаза на маячившего за спиной допрашиваемого дюжего охранника и коротко приказал:

– Этого – в камеру. Накормить, дать воды и поставить ведро.

Когда за спинами допрашиваемого, его конвоира и писаря, ведущего протокол допроса, закрылась дверь, Шуршан развернулся и уставился на Грона взглядом побитой собаки. Принц-консорт Агбера встал со своего места и прошелся по камере, задумчиво теребя ус.

– Как же ты его упустил, Шуршан?

– Ну, дык… – начальник секретной службы вздохнул, – я ж думал, он с толпой охраны передвигаться будет. А он вишь как… Да и искали мы его гораздо выше – среди дворян, в крайнем случае – купцов или богатых мещан с причудами. А он вишь как…

Грон молча усмехнулся. А что тут говорить – сам же на это ориентировал. Не просчитал он Черного барона, не просчитал… Между тем Шуршан явно мучился каким-то вопросом, не решаясь, однако, задать его Грону. Принц-регент Агбера пару мгновений понаблюдал за тихими мучениями своего начальника секретной службы, а затем развернулся и отошел в дальней угол камеры.

– Не думаю… – негромко начал он, остановившись у забранного решеткой небольшого оконца и уставившись в расчерченное на квадраты прутьями решетки небо, – не думаю, что он в таком уж авторитете у нового Владетеля.

– Нового?! – изумленно переспросил Шуршан.

– Да, нового, – кивнул Грон и, развернувшись на каблуках, упер в тяжелый взгляд в начальника своей личной секретной службы, – который, к тому же, еще не сумел окончательно освоиться в своей башне.

– Но почему ты считаешь, что…

– Потому что этот пришел в Кагдерию с одним Бездушным, а не с сотней. И не просто объявил волю Владетеля, как его глашатай, а затеял целый тайный комплот, закончившийся мятежом. Ты действительно считаешь, что Владетели являют свою волю доменам именно таким образом?

Плечи Шуршана немного расправились, а из взгляда потихоньку начала уходить обреченность. Он пару мгновений подумал, а затем осторожно спросил:

– Но он все-таки был с Бездушным?

– Да. И потому разобраться со всем этим, похоже, можно будет только… – Грон сделал паузу, несколько мгновений подумал, а затем твердо продолжил: – в сердце Запретной пущи.

Кресло под Шуршаном тоскливо скрипнуло. Правда, сказать он ничего не успел, потому что Грон тихо закончил:

– Но туда уже я пойду сам. Один.

1

– Госпожа…

Линдэ, только что вышедшая из комнаты Югора, обернулась, все еще сияя улыбкой, появившейся на лице после того, как она на пять минут заскочила пообщаться с Югором, по которому Линдэ очень соскучилась. Она же уехала из Агбер-порта почти на два месяца раньше Грона с Эмальзой. Поэтому расставание с мальчиком, которого она искренне любила, у нее было более долгим, чем у них. Ну и что, что всего на пару месяцев – все равно больше же… И потому удар ножа убийцы она приняла с этой же улыбкой.

– Ты‑ы‑х‑х‑х…

Убийца, в чье лицо, закрытое тонкой тряпичной маской, впился угасающий девичий взгляд, довольно осклабился. Ну что, сучка, вот тебе и прилетело! А ты думала, что забравшись в постель этого безродного уродца, от которого тут все в Агбере чуть ли не кончают, обеспечила себе безопасность? Не‑е‑ет… Руки жертвы, буквально повисшей на ноже, в странном, дерганом движении взлетели вверх, то ли пытаясь дотянуться до рукояток парных «барсов», прикрепленных за спиной, то ли просто стянуть с убийцы маску, то ли это было хаотичное судорожное движение, вызванное жгучей болью от подлого, но умелого удара.

Убийца еще несколько мгновений наслаждался трепыханиями умирающей, а затем выдернул из раны нож и сделал короткий шажок назад, чтобы выплеснувшаяся из раны кровь не попала на его камзол. Но этот шажок оказался недостаточно коротким… Убийца прошел хорошую школу. У него за плечами были не только одиннадцать лет жизни в трущобах Загулема, но и пять лет учебы в Либвэ, который он успел покинуть буквально за сутки до того, как там появились «волкодавы» принца-регента Агбера и его ручного пса – Шуршана, а затем несколько лет работы по заданиям Хозяина в Генобе, Кагдерии и Насии. А в последний год, когда этот урод Грон вместе с подавляющим большинством своих верных собак резвился в Кагдерии, подло разрушая задуманное и сотворенное Хозяином, он успел отметиться еще и в Агбере. Но с шейкарцами он до сих пор не встречался. Ни разу. И потому не знал, что одной из самых известных шейкарских пословиц была такая: «Если ты собираешься убить шейкарца – после удара отпрыгивай от него подальше. Потому что ни один шейкарец не умирает, не ответив ударом на удар…»

– Аа‑а‑а‑ых! – убийца взвыл и ухватился за левую глазницу. Удар вроде уже почти умершей девушки был не только неожиданным, но и удивительно эффективным.

– Су‑у‑ука! – взревел убийца, отшвыривая от себя уже мертвое тело и одним движением вырывая из лицевой кости острую заколку для волос. Удар пришелся сверху вниз, причем острие заколки глубоко рассадило бровь, полоснуло по глазу и воткнулось в скуловую кость. Похоже эта… эта… у него даже не было слов, чтобы обозвать эту тварь… она хотела вогнать эту заколку ему в мозг через глазное отверстие черепа, но на это у нее сил уже не хватило, поэтому удар вышел смазанным и не точным. Впрочем, удар, на который ее сил все-таки хватило, тоже оказался довольно серьезным. Рассечение брови привело к тому, что всю левую половину лица убийцы заливали потоки крови, которая к тому же капала на пол, пятная полированный мрамор и не только явственно указывая на то, что напавший на одну из сучек Врага убийца ранен, но и сообщая преследователям, которые явно вскоре появятся, в каком направлении он будет убегать. Однако болезненнее всего саднил разорванный острием заколки и вытекший глаз. Причем дело было даже не в том, что кровотечение ослабляет его, или, там, что сектор обзора уменьшился почти на пятую часть. Эта тварь сделала из него урода!!! Ну, как минимум до того момента, пока он не доберется до Хозяина и не получит помощь «жемчужника»… И этот факт привел убийцу в бешенство.