Спиридонов молчал. Как будто в первый раз. Троцкистско-зиновьевский заговор помасштабнее будет. Но Ягода продолжил:

– И, я думаю, это еще не конец. Сейчас мы перетрясаем личные дела всего дальневосточного партгосактива. Работы – непочатый край. И в ходе этой работы всплыло дело Ощепкова.

Спиридонову разговор активно не нравился. С недавних пор ему вообще не хотелось вспоминать об Ощепкове. Однако же он сказал:

– Свое мнение об Ощепкове я изложил в рапорте, который, если мне не изменяет память, я подавал Менжинскому в вашем присутствии, Генрих Григорьевич.

Ягода наморщил лоб:

– Ах да, припоминаю… И вы не изменили свою точку зрения об этом человеке?

– Нет, – ответил Спиридонов. Он и кривил душой, и нет: все то, что он указал в рапорте, он готов был подписать еще раз.

Другое дело, что сам Василий Сергеевич его разочаровал. Но, по мнению Виктора Афанасьевича, это уже не имело никакого значения.

– Видите ли, – продолжал Ягода, – Ощепков – кадровый разведчик, начинавший работу еще до Октябрьской революции…

– Мне это хорошо известно, – проговорил Спиридонов. – Сам Ощепков рассказал мне всю свою биографию без утайки, и…

– Он не просто разведчик, – добавил Ягода, – а очень хороший и, замечу, чрезвычайно удачливый.

– У него своя метода, – кивнул Спиридонов. – Но Василий Сергеевич не по своей вине был провален и теперь сосредоточился на других вопросах.

– Провален ли? – подхватил Ягода. – Вы, Виктор Афанасьевич, простите, но мне все это кажется подозрительным…

– А мне нет, – заупрямился Спиридонов. – Я уверен, здесь копать без толку. И вам не советую.

– А мы все-таки покопаем… – Ягода жестом подозвал Молчанова и Власика. – Георгий Андреевич, как мы и говорили, у Виктора Афанасьевича теперь прибавится работы. Позаботьтесь о том, чтобы он имел все необходимое, как мы договаривались.

– Так точно, – ответил Молчанов.

Когда Ягода с Молчановым ушли, Власик несколько задержался. Он был одним из первых учеников Спиридонова, еще при Дзержинском, а теперь командовал охраной Сталина.

– Вы, Виктор Афанасьевич, уж не спорьте с ними, – посоветовал он Спиридонову. – Горячие они головы, совсем не так, как Дзержинский завещал. Но люди хорошие, за дело болеют…

– Чересчур болеют, по-моему, – вздохнул Спиридонов. – А ты, Коль, меня совсем забыл. Заработался?

– Не то слово, Виктор Афанасьевич! – ответил Власик. – С этими троцкистско-зиновьевско-каменевскими заговорщиками головы не поднимешь. А кроме них и другие есть.

– А все же будет минутка, навести меня, – посоветовал Спиридонов. – Я если в Москве, то или на «Динамо», на Петровке, или у себя в общежитии…

Власик потупился:

– Я думал, вам Генрих Георгиевич сказал… Вам квартиру выделили на Пресне. Напротив райсовета.

– Вот еще! – возмутился Спиридонов. – На кой ляд мне, холостяку, квартира? Отдали бы какому-нибудь ветерану Гражданской войны, инвалиду, семейному! Мало, что ли, по углам народу ютится? Вот что, Коль: квартиру я не приму, так им и передай. Мне и комнаты хватает…

* * *

Квартиру Спиридонову выделили небольшую, лишь немногим больше, чем его комната. Из крохотной неосвещаемой прихожей (лампочку строители почему-то не сделали, так что показания с висевшего тут же электросчетчика надо было снимать при свете керосиновой лампы) вели три двери – в небольшой санузел с душем, маленькую кухню со стрельчатым окном и комнату, чуть побольше его прежней, но раза в два меньше гостиной Сашки Егорова. Зато в комнате был эркер с тремя большими окнами, который Спиридонов, естественно, приспособил для курения. Так что по вечерам случайные прохожие могли видеть сидящего на подоконнике новоиспеченного майора госбезопасности с цигаркой в зубах. Впрочем, новое звание Спиридонова было весьма условным, поскольку должностные обязанности были у него специфическими.

Кроме квартиры к званию прилагались «ГАЗ-А» с изрядным пробегом и «личный помощник» из штата РКМ. Против последнего, как правило, невозмутимый Спиридонов возражал даже активнее, чем против квартиры, но когда не менее невозмутимый Молчанов привел к нему «личного помощника», сменил гнев на милость. Или на жалость?

Личным помощником оказалась юная эркаэмовка по имени Варя. Лет Варе от роду было чуть больше двадцати, и носила она аристократическую польскую фамилию… почти аристократическую и почти польскую. Потому что польские шляхтичи все-таки были Потоцкими, а Варя по документам звалась Потоцких – выходит, происхождения была сугубо крестьянского.

Кроме происхождения, ничего крестьянского в Варе не было. Она была худа, как щепочка, с фигуркой подростка, не понаслышке знакомого с голодом. Руки тонкие, как веточки, пальцы хрупкие, словно фарфоровые – но только на вид. При всей худобе Варя была крепкой, энергичной и сильной.

Миловидности в ее лице было мало, скорее острыми чертами она напоминала какого-нибудь зверька вроде куницы. Выделялись лишь огромные зеленовато-голубые глаза. И все-таки Спиридонов не мог отделаться от мысли, что Варя кого-то ему напоминает. Глазами, улыбкой, жестами…

Характер у Вари был тихий, но твердый. С Виктором Афанасьевичем она никогда не спорила, но все его попытки устранить ее от ведения его холостяцкого хозяйства решительно пресекала. А через какое-то время Спиридонов поймал себя на ощущении, что с Варей ему намного комфортнее, чем без нее. Теперь ему не приходилось искать среди ночи курево – в загашнике у Вари всегда была припасена пачка «Люкса». К тому же она замечательно готовила.

Однако Спиридонов почти сразу заметил, что Варя недоедает. Выяснилось, что питается она в столовой для рядового состава, один раз в сутки. Не то чтобы там плохо кормили, но столовская еда в сравнении со столом майора госбезопасности сильно напоминала бесплатную раздачу пищи нуждающимся. Особенно с учетом того, что на волне коллективизации случались дикие недоборы продовольственного снабжения, вызвавшие рецидив военного коммунизма в виде продотрядов. Природа, словно ей дали такую команду, тут же подстроила неурожайное лето, затем второе – и привет, карточная система.

В столовке кормили все хуже, карточек выдавали в обрез. Варя об этом Спиридонову, естественно, и слова не проронила, Виктор Афанасьевич узнал о таком положении вещей от ребят, которых тренировал. Тогда не терпящим возражения тоном он принудил Варю обедать с ним вместе, благо она все равно готовила столько, сколько он не съедал. Варя предложение восприняла с достоинством, но отказываться не стала.

Потом выяснилось, что она часто не успевала вовремя вернуться в общежитие, особенно когда у Спиридонова тренировки затягивались (а это было скорее правило, нежели исключение). Спиридонов попытался договориться с администратором общежития, подключил даже Молчанова, но нет на свете такой силы, которая могла бы поколебать железобетонную веру советского вахтера в должностную инструкцию. Ягоду Спиридонов по этому поводу тревожить не стал, махнул рукой и купил в ближайшем магазине потребкооперации раскладушку для Вари. Раскладушку поставили на кухне, ибо та была всецело Вариной вотчиной – с тех пор как Спиридонов обзавелся «личным помощником», на кухню он не заходил.