– А почему это ты не хочешь взять её с собой? – Эмет понимал, что Мельомек намеренно злит его, но едва сдержался.

– А зачем мне возиться с рабыней, наверняка ещё и строптивой? Ведь так, Эмет? Наш Повелитель просто так ничего не дарит. Вот если бы она была дорога тебе, тогда другое дело, – И Мельомек усмехнулся, внимательно разглядывая его.

Эмет вздохнул и отвернулся, признавая своё поражение. Всё равно Амлон владела всеми его мыслями, а как называть это сладкое помешательство уже не важно.

– Вай, дорогой! Я думал уже этого никогда не случится и жестокий и неприступный визирь останется навеки неприступным как скала и одиноким. Но не буду расспрашивать тебя. Всё равно от тебя даже тепла в солнечный день не допросишься. Я возьму твою жену в караван. Только вот что, – Мельомек вдруг заговорил тише, но Эмет слышал каждое слово так, словно его кричали на площади, – если ты её отпустишь – то будешь дураком.

– Я не хочу её держать здесь силой, – глухо ответил он. Все силы, казалось ушли стоило ему представить, что у них осталась неделя. Неделя этого сладкого безумия и всё, он больше никогда не увидит Амлон. Это сводило с ума.

– А ты спросил, хочет ли она домой? Если она любит тебя, то сама останется здесь, по доброй воле.

– Любит? О, нет, она ненавидит меня, – усмехнулся Эмет. Интересно, что в следующий раз он увидит у своего горла – нож, а может собственный ятаган? Но острее ножа была мысль о том, что она уедет с Тавлом.

– Ты знаешь, от ненависти до любви, как говорится… Впрочем, это твоё дело. Через неделю я пришлю за ней. Будь готов. – Мельомек встал.

– Я хотел попросить ещё… – Эмет замялся. Ему было трудно это произнести, но он должен был сказать. – Возьми ещё моего раба, Тавла. Он тоже из Тарса.

Мельомек внимательно посмотрел на него. Как будто он не понял, о чём речь. Но он ничего больше не скажет, не сегодня.

– Хорошо. Через неделю пусть будут готовы.

Эмет позвонил в колокольчик. Вошла служанка.

– Проводите господина Мельомека до халирэ.

– Хорошо, господин, – склонилась она до земли. Мельомек вышел. А он остался сидеть, бездумно глядя в потолок. Осталась всего неделя.

Амлон

Вечером он не позвал её читать. Амлон попыталась зайти сама, но дверь в первый раз была заперта. Что это значит? Визирь избегает её? Кто бы ей сказал ещё месяц назад, что её ненависть иссякнет вот так. Она сама не могла бы сказать, что чувствует к нему. И не хотела даже думать об этом. Слишком странным было то, что с ней происходило, словно во сне.

Амлон прошлась по комнате. Спать не хотелось. Только не сегодня, не после того, что она услышала. Может быть, этот купец ошибся, скорее всего ошибся. Но на сердце было почему то так тепло, стоило только на несколько секунд вообразить, будто то, что она услышала – это правда.

В соседней комнате скрипнула дверь. Амлон прислушалась, замерев. Господин визирь вошёл в комнату. Она узнала эти мягкие шаги, как у хищника. Значит он был дома. Постучаться? Она замерла в нерешительности. Но визирь, видимо взял то, ради чего зашёл в комнату. Снова скрипнула дверь, и шаги начали удаляться. Значит, он сегодня не придёт.

Почему-то стало печально. Амлон села на кровать и взяла книгу. Но мысли её были далеки от детских сказок. Она снова встала, взяла перо и лист тонкой бумаги. Она только училась писать по ирхански, но практиковаться сейчас не хотелось. Её мысли были заняты другим. Рука сама собой начала выводить буквы родного языка. Всё, что думалось, так и просилось на бумагу. Это было глупо и безумно, особенно если знать, КТО может прочитать эти письмена. Но она больше не могла держать всё в себе.

Сколько она так писала, Амлон не знала. Стемнело. Яркий красный полумесяц заглядывал в окно. Она встала и подошла к окну. Спать по-прежнему не хотелось. Выглянула в сад, и замерла. На поляне возле загона с драксами, визирь снова танцевал свой завораживающий танец. Амлон не могла назвать эту борьбу с невидимым противником ничем иным. Она действительно была похожа на танец, пугающий и вместе с тем прекрасный. Ей стыдно было признаться, но она наслаждалась этим зрелищем, вдыхая пряный ночной воздух.

И не сразу поняла, что произошло. Визирь положил оружие на землю, чтобы передохнуть и прислонился к ограде загона, разглядывая что-то на земле. И вдруг на ограде прямо над ним появилась тёмная фигура. Человек тихо выпрямился, так что не скрипнула ни одна доска и Амлон едва не вскрикнула, в ужасе закрыв рот ладонью. Она узнала человека – это был Тавл. А ещё в его руке блеснуло что-то, что не могло быть ничем иным, кроме ножа. И она, леденея, в едином наитии поняла всё. Вот сейчас визирь уязвим. Он устал после тренировки и вряд ли сможет отбиться от ножа, даже если увидит, если успеет обернуться. А если не успеет…

Несколько секунд. Ей предстоит страшный выбор. Амлон сжала пальцы, так что ногти впились в кулаки и в тот миг, когда Тавл присел, готовясь прыгнуть, она изо всех сил закричала:

– Эмет, сзади!

Визирь среагировал мгновенно. Развернулся и отскочил. Удачный момент для нападения был упущен. Тавл зарычал и прыгнул на визиря. Они покатились по земле. А она стояла, бессильно сжимая кулаки. За несколько томительно долгих минут в голове промелькнуло сразу множество мыслей. И она вдруг осознала сразу и бесповоротно такую глупую и стыдную истину – она любит господина визиря. Несмотря на то, что он был её первым и самым главным врагом. Ей бы ненавидеть его, но у неё это никак не выходило.

Ошеломлённая открывшейся истиной, она не сразу поняла, что бой окончился. Тавл лежал на земле, а господин визирь сидел на нём, заломив руки за спину. Из сада к нему уже спешили мерахи. Вот они подняли Тавла, связали ему руки и потащили куда-то, вглубь сада. А она вдруг почувствовала опустошение. На этот крик ушли все её силы. И что будет если Тавла казнят из-за неё? Она не желала тарсийцу смерти. Нет. Не так. Она не хотела, чтобы господин визирь был убийцей. Она должна поговорить с ним, сейчас же.

Эмет

Так странно. Он не смел, не хотел надеяться. Даже думать об этом не хотел. Но Амлон спасла ему жизнь. Это было так странно. Зачем она это сделала? Не смогла воткнуть ему нож в сердце, но продолжала ненавидеть. Но так ведь можно было бы убить его чужими руками. Такой прекрасный случай.

Он наконец поднялся с колен, глядя, как мерахи тащат этого Тавла в темницу. Он разберётся с ним сам. По хорошему его надо убить, без суда и следствия. Тогда на площади он спас его, поддавшись порыву. Он знал, что тарсиец ненавидит его и будет ненавидеть до конца своей глупой жизни. Но он не мог видеть умоляющие глаза Амлон. И вот он теперь расплачивается за свою слабость. Если о ней узнает Повелитель… Он стёр пот со лба и услышал шорох.

Обернулся, приготовившись к нападению. Но это была Амлон. Она шла к нему такая красивая, такая беззащитная. Подойти, спросить зачем она это сделала, обнять, вдохнуть сладкий мёд её волос, упиться этим запретным ядом. Но он опустил глаза, чтобы не спугнуть её.