то можно, хотя бы, по — мень — ше зелёных семян класть?

— Отчего бы и нет, — бубнят внизу, — токмо, внучек, это не пользительно станет! Слишком обныкновенно.

Вот так учительша! Токмо! Обныкновенно! Надо же так исковеркать родной русский язык!

Вот что значит английская учёба!

— Что — о–о?

/Современнику тут хочется зарычать. Может, скажете, и в Стенфордах так же, да? И в Америке? Ну вы даёте, господин мемуарист! Так у нас с западом дружбы не получится. /

А вот что:

2

Бабуля, едва начавши посещение первой женской группы филиала Оксфордского университета, совершенно неслучайно вышла замуж за Федота Ивановича, прочитавшего с кафедры «Начало и Конец» своей весьма романтически сложенной математической рукописи, позже принёсшей ему мировую славу и некоторые денежки.

— На Середину дополнительно требовался месяц лекций. И то бы никто ни черта не понял, — объяснял оплошку приглашающей стороны дед.

Одним глазом он как — то сразу усмотрел прелестную русско — золотоволосую девицу в первых рядах чопорных, тайных заморских слушательниц39, а вечерком пригласил девушку в парк погулять и для пользы дела дождаться, поглядеть и сравнить восхождение британской зари с зарёю отечественной.

Требовалось, как водится в таких завлекательных эпизодах, найти три отличия.

Майские ветлы и корявые стволы, живописный обломок римской постройки и яркая, приветливая травка как нельзя лучше помогли Федоту ввечеру поприжимать попеременке Авдошу ко всем перечисленным элементам Бедфордского пейзажа, а также сформулировать признание в мгновенной любви ровно в начале приподымания дневной звезды над розовеющими стрелами и гримасничающими львиными рожами кованых оград.

Словом, найти три отличия не представилось возможным за нехваткой выделенного на науку природоведения времени.

Три разницы в объявленных восходах потому никто в мире до сих пор не ищет и, соответственно, не знает.

Скорый отъезд Полиевктова Федота Ивановича на далёкую родину сделал для Авдотьи отказ невозможным.

Авдошенька бросила Бедфорд и заканчивала образование в каменных университетах Москвы и полудеревянного Ёкска под присмотром универсального гения, человека самых серьёзных правил и, притом, писаного красавца с обликом благородного датского принца и причёской шервудского ёжика.

Теперь же, сильно постарев, она знает толк не только в сугубо декоративных английских растениях, но и во всех нужных и питательных для человечества.

Новинки она сначала пробует на себе. Михейша для неё — испытательный кролик номер два.

Маленьких внучек она кормит по проверенным деревенским правилам: парное молоко, черника в молоке, малина, брусника — всё в молоке. И непременно деревянной ложкой, сделанной высоко в горах тружениками — джорцами.

Молоко, молоко, молоко! Коровье, козье, — втихаря, может, и овечье. Домашний сыр, рукотворный творог, сбитое с молока масло, грибы, пирожки, варенья, соленья, чай из берёзы, горьковатый напиток из странной древесной опухоли — чаги.

Речная рыба полагалась только с пяти лет после печального опыта с Михейшей. С той поры, как кость застряла глубоко в горле, Михейша рыбу не ест.

РЫБУ МИХЕЙША НЕ ЕСТ

1

Дело было зимой. Отца с матерью и деда дома нет. Они в гостях с ночёвкой в соседнем поселении.

Михейша схватился за шею и заорал. Домашние средства в виде тычков по спине не помогли. Даже наоборот: кость ушла в зону невидимости для сахарных щипчиков и полной недосягаемости для завивательного прибора. Кочерга к такому тонкому хирургическому делу не приспосабливалась, хотя для утихомиривающих целей и это орудие в руки схватывалось.

Глотание сухой корки не пособило тоже. Боль не проходила и усиливалась каждый раз, когда Михейша пытался глотать, рассказывать про ощущения или реветь, изображая голосом белугу.

Поэтому он — подобно сообразительному зверьку — вычислил пользу молчания и следил за всеми последующими буйными бабушкиными операциями с неподвижной на шее головой, в которой судорожно вращались белки с расширенными как с атропина зрачками и с распахнутым ртом.

Бабушка спешно закутала Михейшу в тёплое и посадила в салазки с лихо заверченным передком и по — барски задранной на все возможные возраста спинкой сиденья.

Поехали.

Местный врач как назло исчез. Шторки задёрнуты, а сквозь них мерцает газовый свет ночника.

— Спрятался внутри, подлец, не желая искать подштанников, — думает опытная Авдотья, будто видит больничку в рентгене.

Юная любовница врача, одетая в исподнее, с распущенной как бы на ночь косой, перепугавшись насмерть, будто забыла медицинские науки и отправила санную пару в большую больницу, расположенную в другом конце Джорки: «Дуйте туда, у них всякие истончённые хваталки и цеплялки есть».

Михейша от надоедливых хлопот изрядно устал. Он глубже вдавился в спинку, поклевал носом в шаль и заснул с раззявленными челюстями.

Доехали. В больнице давно погас свет и врачей, супротив клятвы Гиппократа, но зато по новомодной традиции, уже не было. (Это вам не скорая советская помощь и не шустрый чекистский грузовик!)

— Всё, конец Михейше, — сказала опечаленная бабушка ночному сторожу, вышедшему на крыльцо по требовательному стуку.

— Извините — с, ничем помочь не смогу. Разве что тряхнуть его вниз головой. Сами не пробовали — с?

От страшных таких слов Михейша проснулся.

— Бабушка, хватит кататься. Поехали домой.

— Что говоришь, бедненький мой?

— Уже не болит. Домой хочу, — захныкал больной.

Кость то ли от долгой тряски по сугробам, то ли с надоеда провалилась в безопасное место желудочного тракта.

Михейшин тракт крепче Сибирского.

2

Понаслушавшись с детства Михейшиных страстей, мелкую рыбу не едят и сестрёнки.

Бедные, травоядные полиевктовские девочки!

Папа всех их называет «козлятушками — ребятушками» неспроста.

Только кто первый начал?

Или они стали «козлятками» перед папусей оттого, что мало едят мяса и рыбы?

Или сначала превратились в козлят?

А козлята, как известно, — животные травоядные.

ГЕРОЙСТВО И САЛОННЫЕ ЖЕНЩИНЫ

Наконец и второй, и третий лилиевый чай выпиты.

Прочитана до последней страницы и русская готическая, и другая — полупереводная берлинская газетёшка с фотографиями распетушившегося боевого кайзера почти на каждой странице.

— Стало быть, войне ещё долго урчать вдалеке. Успеваю!

Без участия Михейши в составлении хорошего плана русский император явно не справится. Глядишь, после утверждения плана наступления Михейше удастся повоевать и заработать героическим способом пару орденов.

Осталось только придумать сектор, сегмент и квадрат героических поступков.

И лучше, чтобы при будущем доблестном действии присутствовали свидетели дамского пола.

Михейша, голодный, как вечно урчащий подвальный Кот — куриный сердцеед, распускает воротник рубахи ещё на одну пуговицу, сплёвывает в сторону, отвязывает полностью галстук. Рассупонивая жилет, навостряет ноздри, и потягивает ими в сторону славного запашка, идущего с кухни.

Геройство приходится на время отложить.

Он спускается вниз и крутится у плиты. Пирог с измельчённой бараньей печенью