Лидия Максимовна вернулась в детдом, рассказала историю Аде Борисовне, и они решили внимательно наблюдать за воспитанницей.

У детей в экспериментальном интернате прекрасные условия, они живут в комнатах по двое. Соседкой у Ники оказалась Света Крюкова. И как-то раз она пришла к Хотенко и промямлила:

– Нехорошо ябедничать, но, по-моему, Вероника сошла с ума.

– Что случилось? – испугалась Ада Борисовна.

– Вот уже неделю она ложится вечером спать, ждет некоторое время, а когда ей кажется, что я заснула, встает, берет ремни и привязывается к матрасу, – прошептала Света. – Зачем она это делает?

– Никому не говори, – велела педагог, сразу вспомнив, что у четверых мальчиков из шкафов исчезли пояса от брюк.

Вещи испарились восемь дней назад, и никто не мог понять, куда они подевались. Ада Борисовна решила, что мальчишки где-то оставили ремни, например, бросили в раздевалке бассейна, куда ребят возят по субботам, пожурила растерях, попросила завхоза выдать им новые и забыла о происшествии. Дети регулярно что-то теряют, кто шапку, кто варежки. Вон Саша Фреш и того лучше – ухитрился посеять ранец со всеми учебниками.

Но оказалось, что все не так просто.

Около четырех утра, когда у большинства людей наступает самый крепкий сон, завуч на цыпочках прокралась в спальню к Веронике и Свете, осторожно подняла одеяло, под которым лежала Борисова, и обомлела: ноги Ники действительно были примотаны к раме кровати теми самыми ремешками.

На следующий день воспитательница пригласила девочку в свой кабинет и без церемоний спросила:

– Почему ты утащила у мальчиков ремни?

Испуганная Вероника пролепетала:

– Я не воровка! Честное слово!

– Знаю, – кивнула Хотенко, – ты привязываешь себя к постели. Что за странная забава?

Ника разрыдалась и рассказала про то, как пыталась убить братика. В самом конце она попыталась оправдаться:

– Мне не нравилось, что мама и папа занимались только младенцем, про меня они совсем забыли. Но я любила малыша и не хотела причинить ему вред, просто я хожу во сне, а потом не помню, что делаю.

Ада Борисовна внимательно слушала девочку, а ту словно прорвало, слова лились водопадом…

Когда в доме появился младенец, семья перестала спать по ночам: новорожденного мучили колики, он громко кричал, будил мать, отца и сестричку. Вероника не могла как следует выспаться, в школе клевала за партой носом, а вернувшись домой, норовила прилечь и покемарить пару часов.

Однажды, подремав на диване, Ника вскочила, помчалась в ванную, чтобы умыться, а потом сесть за уроки, глянула в зеркало и перепугалась. Все ее личико оказалось испачкано кровью. Она была на щеках, подбородке, носу.

– Тетя Уля! – в ужасе закричала малышка, знавшая, что дома нет никого, кроме няни и братика.

Женщина прибежала на зов.

– Что случилось?

– Я умираю, – испуганно прошептала Вероника. – Посмотрите, лицо в крови.

Ульяна Федоровна удивилась.

– Разве ты не помнишь? Полчаса назад ты пришла на кухню, схватила бутылку с кетчупом и давай его пить. Вся вымазалась. Я велела тебе поставить соус на место. Ты послушалась и ушла.

– Я прибежала из школы и прилегла отдохнуть, на кухню не заглядывала, – растерялась девочка.

– Да ладно тебе, – засмеялась няня, – пошутила и хватит. Садись, пиши упражнения, мне пора малыша кормить.

Через несколько дней Ника проснулась утром, перепачканная шоколадом. Наволочка и пододеяльник тоже были в коричневых пятнах.

– Экая ты грязнуля, – упрекнула ее Ульяна Федоровна. – Разве можно развернутые конфеты в постели прятать?

– Ничего такого я не делаю, – принялась оправдываться девочка.

Прислуга молча подняла подушку, Ника вытаращила глаза: на простыне лежали раздавленные «медальки» без фольги.

– Не надо глупо врать, – заворчала няня, – лучше честно признаться, меньше влетит тогда. А то вломят и за баловство, и за ложь.

Спустя неделю Вероника очнулась от звона будильника и поняла: она лежит в шапке и ботинках, причем последние аккуратно зашнурованы.

– Еще раз по-идиотски пошутишь, пожалуюсь твоей матери, – пригрозила Ульяна Федоровна.

– Я проснулась, села в постели, а на ногах обувь, на макушке ушанка! – зарыдала девочка.

Няня погладила Нику по голове.

– Странно. Хорошо, я подумаю на эту тему.

Вечером Ульяна пришла в детскую и спросила Нику:

– Помнишь про кетчуп, шоколад и ботинки?

– Да, – всхлипнула та. – Вы считаете меня хулиганкой?

– Теперь нет, – вздохнула Ульяна Федоровна. – Думаю, ты больна лунатизмом. Ходишь во сне, производишь некие действия и не помнишь о них, когда просыпаешься. Хочешь, дам книгу почитать? Называется «Лунный камень»[6], в ней про эту болезнь подробно написано.

Вероника залпом проглотила роман и испугалась. Она заразилась? Но каким образом? От кого? Надо, наверное, сказать маме. Вот только та плохо себя чувствует после родов, врачи велят не волновать ее…

Ника очень любила маму и решила пока промолчать, подождать, когда та поправится. Тем более что лунатизм перестал проявляться, более никаких странностей не случалось. Но мама никак не выздоравливала. Она все время лежала в кровати, стала очень раздражительной, плакала, требовала, чтобы домашние разговаривали шепотом. И Вероника продолжала молчать о своей проблеме, надеясь, что странный недуг ушел так же внезапно, как появился. А потом произошла история в ванной.

Вечером, когда избитую Нику заперли в комнате, к ней тайком заглянула няня и запричитала:

– Что же ты натворила… Проклятый лунатизм!

Девочка зарыдала:

– Неужели я напала на братика и ничего не помню?

Ульяна Федоровна напомнила:

– Кетчуп, шоколад, ботинки. Так и было.

– Я убийца, – помертвела Вероника.

– Слава богу, нет, – успокоила ее няня, – мальчик жив, но это не исключает твоей новой попытки напасть на него. Прими мой совет: никогда никому не говори о лунатизме, лучше признайся, что хотела лишить брата жизни.

– Но это неправда, – сопротивлялась Ника.

– Правда, – жестко заявила няня. – В момент бодрости ты контролируешь себя, прикидываешься любящей сестричкой, а во сне раскрепощаешься, и тогда из глубины твоей души вылезают чудовища. Ты ведь ревнуешь мать и отца к братику?

– Да, – неохотно согласилась Ника.