Лидия Максимовна включила ноутбук и начала водить мышкой по коврику.

– У вашего издательства есть сайт в Интернете?

– Конечно, – удивилась вопросу я. – Мы задействованы и в социальных сетях, и в Твитере, открыли онлайн-магазин.

– Помолчите секундочку! – нервно воскликнула директриса. – Ага, вот главная страница. «Издательство “Элефант” с прискорбием сообщает о трагической гибели пиар-директора…» Боже, она действительно убита!

Лидия вскочила, подбежала к двери, распахнула ее и закричала:

– Ада, Ада, ты где? Скорей сюда!

– Что случилось? Пожар? – ответил звонкий высокий голос.

Лидия Максимовна замерла на пороге, через секунду около нее появилась расплывшаяся шатенка.

– Огня не вижу, дыма не чую… – сказала она. – Лидуша, почему ты так странно выглядишь? Тебе плохо? Давление померить?

Директриса молча показала на ноутбук. Темноволосая незнакомка мельком посмотрела на экран, потом заметила меня и вежливо сказала:

– Здравствуйте. – Затем она вновь обратилась к хозяйке кабинета: – Лидия Максимовна, извините, не соображу, чего вы от меня-то хотите?

– Думаю, она просит прочитать сообщение на сайте издательства «Элефант», – подсказала я. – Вы, наверное, Ада Борисовна Хотенко?

– Да, – изумленно откликнулась завуч. – Вы меня знаете? Вроде ранее не встречались, хотя ваше лицо почему-то кажется мне знакомым. Где я могла вас видеть?

К Лидии Максимовне вернулся дар речи.

– В телевизоре. У нас в гостях писательница Арина Виолова.

– Точно! – обрадовалась Ада Борисовна. – Я детективы никогда не читаю, они все отвратительны, но вы часто участвуете в гадких телешоу, которые я тоже ни разу не смотрела. Ужасно, во что превратилось наше телевидение, ничего для нормального человека не показывают.

Я старательно удержала на лице приветливое выражение. Если сия особа никогда не берет в руки криминальных романов, то отчего уверена, что они все отвратительны? И каким образом она сумела узнать писательницу, участницу гадких шоу, которые ни разу не видела? Нелогично получается.

Хотенко уткнулась в экран, Лидия Максимовна откашлялась.

– Уважаемая Виола Леонидовна, вы не оставите нас с Адой Борисовной минут на десять вдвоем? В приемной очень удобный диван.

Я молча покинула кабинет. Может, нужно завести визитные карточки и давать тем, с кем знакомищься? Похоже, в России почти нет людей, способных запомнить, что отчество госпожи Таракановой – Ленинидовна.

Ждать пришлось около получаса. Потом дверь приотворилась, высунулась Ада Борисовна и молча поманила меня рукой. Я вернулась в кабинет.

– Сейчас расскажем вам одну историю, – сказала Хотенко и не совсем воспитанно ткнула на ноутбук пальцем. – Там про вас много чего написано, в частности то, что вы сначала самостоятельно дело расследуете, а затем пишете книгу.

– Это не совсем правда, – возразила я. – У меня много друзей в полиции, иногда я помогаю им. И одной трудно вести следствие, надо иметь помощников. Времена Шерлока Холмса прошли, нынче на дедуктивном методе, которым пользовался великий сыщик, далеко не уедешь. И он ничего не слышал об анализе ДНК, компьютерной программе распознавания лиц, микроподслушивающих устройствах и прочих фишках двадцать первого века.

– Спасибо за лекцию, – оборвала меня Хотенко. – Мы, слава богу, с криминалом не сталкиваемся, народ детективами не развращаем, на Пушкине воспитаны, не на мусоре.

– Ада! – поморщилась Лидия Максимовна.

– Виола Леонидовна имеет право писать дрянь, а я могу высказывать свое мнение о ее книгах, – пошла вразнос Хотенко.

– Меня зовут Виола Ленинидовна, – спокойно поправила я. – Имя моего отца Ленинид.

– Виола, не обижайтесь, – подала голос директриса.

Я повернулась к ней.

– И в голову не придет. Ада Борисовна сейчас, сама того не желая, сделала мне комплимент. Ведь если вам плюют в спину, то это означает, что вы шагаете впереди. И завуч принадлежит к той категории людей, которые, разнервничавшись, нападают на окружающих, так человеку легче справиться со стрессом и спрятать страх. На вас подчиненная наорать не может – вдруг вы разозлитесь? Еще, не дай бог, ее уволите… Поэтому она кидается на человека, от которого никак не зависит. Но я, глядя на истерику Хотенко, поняла: вы с завучем сделали что-то незаконное и теперь очень испугались. Полагаю, всем лучше успокоиться и вместе обсудить ситуацию.

– Я вас ненавижу! – выкрикнула Ада Борисовна и вдруг заплакала. Затем выскочила из кабинета.

Лидия Максимовна забормотала:

– Мы ни в чем не виноваты, защищали девочку как могли… Но она ушла в самостоятельное плавание, и более прикрывать ее не получилось…

– Значит, я не ошиблась, Вера Филиппова – это Вероника Борисова, – сказала я. – Пожалуйста, только не врите, давайте побеседуем откровенно. Мне очень не хочется, чтобы человек, убивший Свету, Нелли и Веру, остался на свободе. Начнем от печки. Зачем Вероника сменила имя и фамилию? Ведь она сделала это, уже покинув интернат?

Директриса села за стол, помолчала с минуту и начала рассказ:

– Нику в наше учреждение приняли по ходатайству высоких чиновников. Хорошо помню, как меня вызвал Александр Ильич, директор завода, и сказал: «Сегодня привезут девочку, ей вроде восемь лет, доставит ее известный человек – актер Андрей Расторгуев. Малышка останется в детдоме. Не спрашивай почему, сам толком не знаю, но мне уже пол-Москвы позвонило с просьбой взять ее».

…Приехавший через некоторое время Расторгуев передал Лидии Максимовне документы девочки. В них указывалось, что Вероника Борисова круглая сирота, отец ребенка неизвестен, а мать недавно скончалась, она была гражданской супругой Расторгуева. Артист объяснил заведующей:

– Я живу один, часто уезжаю в длительные командировки, подчас не показываюсь в Москве по полгода. С дочерью гражданской супруги контакта не получилось, она плохо учится. К тому же у нее разноцветные глаза, и Ника подвергается постоянной травле в школе из-за своей необычной внешности. Ей требуется твердая рука и постоянное внимание. Я не имею возможности воспитывать девочку, ей будет намного лучше в детдоме.

Вроде вполне логичное объяснение. Андрей Борисович интеллигентно, но весьма откровенно сообщил о своем нежелании брать на себя ответственность за чужого по крови и духу ребенка. Лидию сей факт не удивил. Она хорошо знала, что мужчины не очень-то спешат поить-кормить детей от предыдущих браков своих жен. И формально актер был Нике чужим, он ее не удочерил. Вероника осталась в интернате. Кумир миллионов, пообещав непременно навещать ребенка, испарился и более никогда порог приюта не переступал.

Лидия Максимовна внимательно наблюдала за новенькой. В детдоме существует традиция: едва воспитаннику исполняется восемь лет, к нему прикрепляют малыша из нулевой группы. Школьник опекает трехлетку, помогает ему во всем. Когда подопечный идет во второй класс, он сам становится патроном какого-то крохи, а его опекун начинает приглядывать за двумя воспитанниками. Лидии Максимовне очень хотелось создать в приюте домашнюю обстановку и развить в воспитанниках чувство ответственности. Учитывая, что Вероника появилась в интернате уже восьмилетней, ей дали подопечную через год, и девочка начала старательно заботиться о ребенке. Борисова никогда не жадничала, охотно делилась с малышом конфетами, которыми детей угощали по воскресеньям. И она отлично училась. Очень часто на уроке литературы, когда преподавательница рассказывала о каком-то произведении, Борисова принималась зевать. А когда педагог делала ей замечание, сообщала: «Я уже давно прочитала эту книгу».