такое неожиданное место поместить взрывчатку, чтобы большевики о том не догадались, а также — в какое подходящее время привести бомбу в действие, чтобы нанести большевикам как можно больший урон. Выучимся, а там и за дело!

Глава 18

Первую неделю ни Стариков, ни Лысухин ничего не предпринимали — то есть даже не приступили к выполнению своего задания. Почему — понятно: они изучали обстановку, присматривались к людям, которые их окружали, прикидывали планы. Без этого было нельзя. Приступать к делу, не изучив обстановки, рискованно до чрезвычайности: и дело погубишь, и себя самого — тоже.

Тем более что рядом постоянно торчали соглядатаи — Веселый и Змей. Да и не просто соглядатаи, а еще и провокаторы. Буквально по нескольку раз на день, а случалось, что и ночью, они пытались завести со Стариковым и Лысухиным специфические разговоры, задавали им каверзные вопросы, делали вид, что хотят излить свою душу — словом, самыми разными способами вызывали на откровенность. Конечно же, и Лысухин, и Стариков проявляли бдительность, в душевные разговоры с провокаторами не вступали, на вопросы отвечали сухо и односложно, но при всем при этом постоянное присутствие провокаторов рядом утомляло и раздражало Старикова и Лысухина. В особенности, конечно же, Лысухина. Но что было поделать? Приходилось терпеть, потому что иначе вместо Веселого и Змея к смершевцам обязательно приставили бы каких-нибудь других провокаторов, и кто знает, кем бы и какими бы они были?

В течение недели Старикова и Лысухина дважды вызывал к себе немецкий майор — тот самый, который изъяснялся на ломаном русском языке. Оказалось, что именно он и курирует подготовку карателей и диверсантов.

— Его фамилия Литке, — объяснил Старикову Веселый. — Он-то и является нашим непосредственным начальником. У полковника Вайскопфа другая задача. Он высоко сидит и далеко глядит. А Литке — вот он, поблизости. Именно от него и зависит наша с тобой судьба. Так что старайся ему угодить, этому Литке. Угодишь — будет тебе полный профит, а не угодишь… — Веселый не договорил и лишь развел руками.

Литке спрашивал и у Старикова, и у Лысухина, как у них идут дела. Больше, конечно, он интересовался по этому поводу у Старикова. Лысухин работал с уже завербованными людьми, а вот Старикову приходилось их вербовать.

— Я считаю, — сказал Стариков, — что тот метод вербовки, который применяют другие мои коллеги, малоэффективный.

— Почему? — спросил майор Литке.

— Вчера была речь перед заключенными, — пояснил Стариков. — Сегодня — тоже. Завтра будет то же самое. Одни и те же слова и, соответственно, один и тот же эффект. Точнее сказать, почти никакого эффекта. Потому что заключенным приелся такой способ агитации, они его перестали воспринимать. А кроме того, заключенные, насколько я понимаю, внимательно следят друг за другом. Можно сказать, что и среди них происходит агитация, и такая агитация не в нашу пользу.

— Что вы предлагаете? — холодно спросил Литке.

— Индивидуальный подход, — сказал Стариков.

Майор Литке потребовал пояснить, что он имеет в виду.

— Индивидуальный подход — это беседа с каждым, — пояснил Стариков. — Причем без свидетелей. В такой ситуации от человека можно добиться многого.

Майор Литке ничего не ответил. Было видно, что он размышляет.

— Вы готовы к такому методу? — наконец спросил он.

— Да, — ответил Стариков.

— Что ж, попытайтесь, — опять-таки не сразу произнес майор. — Жду от вас результатов. Скорых результатов! — многозначительно уточнил он.

Едва только Стариков вышел от Литке, как к нему тут же подошел Веселый.

— Ну и как, побеседовали? — спросил он.

— Побеседовали, — с нарочитой рассеянностью ответил Стариков.

— И как?

— Нормально, — усмехнулся Стариков. — Решили попробовать новый способ агитации.

— Это какой же? — поинтересовался Веселый.

— Индивидуальная беседа с каждым заключенным, — пояснил Стариков. — Один на один, без всяких свидетелей.

— Вот, значит, как… — произнес Веселый.

Стариков уловил в тоне Веселого недовольство, а еще — растерянность. Причины этого для Старикова были вполне понятны. Теперь-то Веселый не сможет неотрывно присутствовать рядом со Стариковым. А коль так, то и не сможет услышать, о чем он разговаривает с каждым заключенным. А вдруг Стариков будет говорить с заключенными о чем-то запретном? Как Веселому это узнать? А не узнаешь, проворонишь — тогда Веселому несдобровать. Мигом окажешься в рядах заключенных! А уж там-то — долго не проживешь… И как, спрашивается, тут быть?

— Вот, значит, как… — повторил Веселый.

— Таков приказ майор Литке, — сказал Стариков, и этими словами он окончательно добил провокатора Веселого.

* * *

Примерно то же самое, то есть об индивидуальных беседах с каждым завербованным в качестве диверсанта, сказал майору Литке и Лысухин. Более того, Лысухин решился на довольно-таки рискованный для себя шаг — поселиться в одном помещении с курсантами.

— Зачем? — с подозрением спросил майор.

— Ну как же, — улыбнулся Лысухин. — Психология, господин майор! Когда я буду день и ночь рядом с ними — доверие ко мне будет куда как больше. А то ведь косятся! Смотрят злобными взглядами! Не доверяют! Какое уж тут обучение взрывному делу! А я парень компанейский. Залезу в душу, то-се… Глядишь, и результат будет другим. То есть потянутся людишки: и в диверсанты, и в каратели. Ну, так как же, господин майор? Позволите мне перебраться на постоянное жительство к моим ученикам?

Майор Литке довольно-таки долго ничего не отвечал. Похоже, у него была привычка — основательно думать перед тем, как дать ответ на какой-то важный вопрос.

— Предыдущий инструктор, — сказал, наконец, майор, — погиб при невыясненных обстоятельствах. У нас есть подозрения, что его убили заключенные — те, кто уже нами завербован.

— Дурак, стало быть, этот ваш предыдущий инструктор, коль погиб, — усмехнулся Лысухин. — Значит, он чего-то не учел и не доглядел.

— А вы, значит, надеетесь уцелеть? — Помимо подозрительности, в голосе майора Литке прозвучали иронические нотки. — Вы, значит, считаете себя умнее?

— Я парень рисковый, авось и выкручусь.

— Хорошо, — помолчав, произнес майор. — Разрешаю вам переселиться к курсантам. И жду от вас скорых результатов.

— Можете не сомневаться! — заверил его Лысухин.

На том разговор и