заедать. – Мне бы только расписку для жены, чтобы не волновалась. Она беспокоится, а не хочу. Я. Сейчас она ужин готовит. Бет то есть. Жена моя. – В горле запершило, и Гид машинально отхлебнул сладкого кофе. Орел на стене поплыл в своей раме, лента в клюве затрепетала. Гид заморгал. Камин не топили, но в комнате вдруг стало странно жарко. – Ректор уехал, вот почему все и… Из-за чего это все… Больше я ничего и не знаю…

Бородач, звякая инструментами, сложил их в баул.

– Все вы так говорите. – Он откинулся в кресле и скрестил руки на волосатой груди, глядя на Гида. Его красные губы сложились в мрачную гримасу. – А нам нужно установить факты, разобраться, что к чему.

Чашка выпала у Гида из пальцев. Он отстраненно ощутил, как горячий кофе выплеснулся ему на щиколотки. Недоверие бородатого солдата озадачило Гида. Он же псарь, кем еще он может быть? Но сделать ничего нельзя – его словно завалили грудой мягких кирпичей. Бет оставит ему ужин, если он опоздает. Это была идея Бет пожениться – Гиду бы и в голову не пришло. Ректор однажды велел Бет отнести Гиду вина для щенков, и не успел Гид оглянуться, как Бет начала носить ему еду, фрукты и сыр, а для щенков кусочки хлеба.

– Если хочешь, я буду о тебе заботиться, – сказала она однажды и поцеловала его.

– Хорошо, – услышал Гид собственный голос.

Так они и поженились.

Но вместо того чтобы быть дома с молодой женой, он сидел тут со слипающимися веками, не в силах противиться мягкой тяжелой лавине, а полуголый гигант хмурился, глядя на него, с губами, полными крови.

Гиду приснились щенки, несущиеся за кроликом по шелестящей зеленой траве: как чудесно было смотреть на их бег!

Щенки исчезли, и он остался один. Ветер пробирал до костей, и Гид обхватил себя руками – так крепко, будто руки у него превратились в веревки. Бет прошла по траве, приминая ее своими длинными молодыми ногами, и приоткрыла портьеру, вырезанную из старого одеяла. Гид не мог не признать, что ей удалось отстирать неплохую ткань до определенной красоты. Может, и хорошо иногда отделять себя от мира, когда захочется. Гид хотел сказать жене, что она права и занавеска хорошая, а он зря возмущался и вел себя недостойно и что он любит ее больше, чем умеет выразить, но когда Гид открыл рот это сказать, его угораздило проснуться.

Наведение порядка

Травянистый участок за музеем, примерно пятнадцати шагов в длину и столько же в ширину, от заднего двора бывшего посольства отделялся невысокой каменной стеной, а от газона Общества психейных исследований – плотной самшитовой изгородью. Посреди участка торчала колонка, вокруг которой разбит целый огород, довольно запущенный – прежний куратор, видно, совсем забросил не только музей. Но на грядках нашлись и помидоры, и капуста, и всходы других овощей, и Ди подумала, что при регулярной прополке можно рассчитывать на неплохой урожай. Если вооруженное противостояние на Великом Тракте затянется и подвоза продуктов не будет, огород ее выручит на первое время. Сидя на пороге черного хода, Ди размышляла, кто мог носить старомодный твидовый пиджак, который так и остался на крючке в кабинете, и жевала огурец. Куда бы ни уехал прежний куратор, Ди надеялась, что с ним все в порядке.

Запах гари с пожарища смягчился до чуть заметной пряной ноты. День был солнечный, погожий, птицы распевали вовсю. То, что Ди слышала прошлой ночью, казалось невероятным и далеким.

Δ

Ди принялась наводить чистоту. Натаскав воды, она добавила в ведра мыльных хлопьев, захваченных из университета, и начала с первого этажа. Стоя на четвереньках, она терла темные половицы тряпками, пока дерево не становилось теплым на ощупь. А чтобы полы побыстрее просохли, Ди распахнула двери и окна.

Высунув голову в окно поглядеть на остов здания Общества, Ди впервые заметила, что сажа, осевшая на бетонной стене, образовала прочную черную корку.

Стоя снаружи, Ди окатывала грязную стену мыльной водой и терла изо всех сил, но черная копоть лишь размазывалась. Заветный особняк буквально пошел прахом – сгорели книги, ковры, портьеры, кожаное кресло, в котором дремал добродушный джентльмен, планеты проволочного мобиля, – и густая сажа, осевшая на стену музея, состояла, должно быть, из крошечных частиц утраченного интерьера.

Тут не обойтись без скребка, подумала Ди, обнаружив, насколько плотной и въевшейся оказалась копоть.

Δ

Над огородом появился новый запах, присоединившийся к слабой горчинке гари. Несло со стороны бывшего посольства. Какая-то кислятина, вроде порченых яиц.

Снова наполнив ведро и вернувшись в музей, Ди на этот раз заперла за собой заднюю дверь.

Δ

В деревянных ящиках для пожертвований, привинченных на лестничных площадках, скопился всякий мусор: использованные билеты, обертки от сигар и леденцов, корка заплесневевшего хлеба, окровавленный жесткий носовой платок, листовки других музеев, рекламки распродаж, буклетики с лекарствами и комки жвачки, завернутые в обрывки газет. Денег всего набралось двенадцать пенни, а в коробке на четвертом этаже нашлась половинка десятилировой банкноты.

Δ

Ди отложила хлебную корку, носовой платок, монеты и разорванную банкноту, а остальное выбросила. Отмыв ящики изнутри, она оставила их открытыми высыхать. Монеты она распределила по кассовым ящикам банковских сотрудников, а обрывок банкноты искусно расправила так, чтобы не было заметно, что она разорвана. Отстирав кровь с платка, Ди повесила его сохнуть. Возле печатного пресса на первом этаже печатник в красных нарукавниках на неподвижных восковых руках застыл с газетной полосой, на которой красовался заголовок «Легенда о двух лунах». Ниже лист был девственно-чистым, не считая карандашной надписи, оставленной каким-то хулиганом: «И все?» Ди размочила хлебную корку в чашке воды, разломила хлеб и осторожно стерла надпись с газеты.

Когда носовой платок высох, она повязала его на шею фермерского пса.

Δ

Интерьер музея изобиловал треугольниками: концы половиц крепились тремя гвоздями, намечавшими вершины треугольников, клейма на подлокотниках скамеек были в виде вдавленных треугольников, на табличках треугольники открывали и замыкали надписи: «Δ Пекарь Δ», «Δ Машинист и кочегар Δ». Железное основание трех гигантских шестеренок было треугольным, и даже на конце цепочки унитазного бачка в подвале болтался ржавый металлический треугольник. Ди вспомнила серебряный треугольник на двери здания Общества – той самой, которая косо торчала теперь из газона – и задалась вопросом, что может означать это совпадение. Очевидный вывод – что оба здания проектировал один и тот же архитектор – казался весьма интересным.

Δ

Застекленные витрины Ди приводила в порядок мягкими сухими тряпками, оттирая со стекол целые слои жирных отпечатков пальцев.