– Да, везде.

Желание забурлило в жилах Рэнсома. Ему нестерпимо захотелось повалить Иззи на траву немедленно и сорвать с нее одежду. Она хотела прикосновений. Он хотел прикоснуться к ней. Ничто не могло помешать им.

Ничто, кроме десятка хихикающих глупых фрейлин, непременно желающих осыпать их лепестками шиповника.

Как бы от них избавиться? Рэнсому они казались назойливыми слепнями. И они уже приближались.

Он повысил голос.

– Фрейлины, сюда!

Дождавшись, когда они соберутся в неровный круг, перешептываясь и хихикая, Рэнсом хлопнул в ладоши.

– Может, поиграем? Назовем эту игру «Спасите девицу». Мисс Гуднайт будет считать до ста. А все вы бегите прятаться и ждите, когда отважный Ульрик спасет вас. Только не жульничать! Подглядывать нельзя.

Фрейлины разбежались прежде, чем он успел досчитать до трех: смеясь и наступая на собственные подолы, они ринулись прятаться в арках и за живыми изгородями.

Иззи покачала головой.

– Ну хорошо, вы меня убедили. Я готова признать, что именно эти девушки, пожалуй, чуть-чуть глуповаты.

Рэнсома не интересовала оценка глупости фрейлин. Как только все они скрылись из виду, он схватил Иззи за руку и почти втащил в полуразрушенный павильон.

– У нас есть время, пока вы не досчитаете до ста. Начинайте.

– Один. Два. Тр…

Герцог схватил ее в объятия и завладел ее ртом. Не давая ей ни единого шанса передумать, он дерзко просунул язык между ее губ, и у нее перехватило дыхание. Он наклонил голову, погружая язык еще глубже.

И она снова ответила на поцелуй. Если бы он не прислонился к стене, у него подкосились бы колени.

Она была такой страстной от природы. И невозможно сладостной.

Рэнсом понимал, что это безумие. И она об этом знала. Если бы он дал ей хоть мгновение, чтобы ответить, она так и сказала бы.

Но ничто не располагало в эту минуту к здравым рассуждениям. В происходящем не было никакой логики, только страсть. То, чего хотели они оба. То, в чем нуждался он, – возможность касаться, дразнить, пробовать на вкус. Исследовать ее губами и руками. Целовать так, чтобы у нее захватывало дух. Чувствовать себя сильным и живым.

Потому что еще совсем недавно он был уверен, что больше никогда не ощутит в своих объятиях мягкое и податливое женское тело. И вот теперь он обнимал ее, а теплое летнее солнце согревало их обоих.

Это и была жизнь.

Полная событий, блистательная жизнь среди руин.

Происходящее казалось чудом.

В этом полуразрушенном парковом павильоне наверняка обнималось и целовалось множество пар. Иззи вновь очутилась в окружении истинного наследия романтической эпохи и впервые за долгое время ощутила свою полную причастность к нему.

Она уже не была здесь чужой.

Расслабившись, она прислонилась спиной к обросшим мхом камням, а Рэнсом принялся покрывать обжигающими поцелуями ее шею.

Он провел ладонью по ее телу, жестом собственника погладил талию и бедро, а потом коснулся груди.

И замер, словно ожидая, что она вздрогнет или отстранится.

Но она не сделала ни того, ни другого. Эти прикосновения пробудили в ней новые чувства, наполнили радостным предвкушением.

Вокруг них посвистывали и щебетали птицы. Мхи, папоротники и плющи цеплялись за камни, прорастали даже в самых тесных и неприветливых уголках и трещинах. В воздухе витал аромат цветов.

Иззи казалось, что и она расцветает. Все ее тело налилось жаром и порозовело. Словно созрело для его прикосновений.

После долгих лет весны для нее наконец наступило лето.

Она продолжала считать лихорадочным, сбивчивым шепотом:

– Шестнадцать, семнадцать, восем…

Когда он поцеловал ее вновь, она наклонила голову и коснулась языком его языка.

Он застонал. Его пальцы дрогнули на ее груди, осторожно сжали ее сквозь ткань платья.

Иззи отвечала и на его прикосновения. Провела ладонью по мускулистой руке ниже локтя, ощутила силу и упругость мышц и сухожилий. Скользнула ладонью выше, к бицепсу, выпирающему под тканью рукава. Мышца инстинктивно напряглась. А может, Рэнсом сделал это намеренно. Кто его разберет? Так или иначе Иззи была охвачена трепетом и заинтригована. Вся мощь его тела и уверенность его действий радовали ее и побуждали действовать.

У нее вырвался негромкий удивленный смех.

– А я уже потеряла веру во все это.

– Во что?

– Во все сразу: в нежданные благодеяния, таинственные замки, романтические руины и запретные поцелуи.

Он поцеловал ее в шею.

– Во что еще вы больше не верите, Иззи Гуднайт? В это? – Он пощекотал мочку ее уха языком. – Или в это? – Он прихватил ухо зубами. – Составьте список, и мы пройдемся по каждой строчке.

Она склонила голову набок, открывая шею его поцелуям.

– Во что я по-прежнему верю? В брак, детей, вечную любовь, послушные волосы. В истинное взаимопонимание.

О, бедняга! Он отпрянул, его лицо стало пепельным.

Иззи была всецело убеждена в одном: ни арабские скакуны, ни африканские гепарды – никто не сравнится быстротой с повесой, который услышал слово «брак». Этим словом следовало бы заменить стартовый выстрел на скачках.

«На старт, внимание… брак!»

– Я пошутила, – заверила она.

– Я так и понял.

– Я вообще не собираюсь вступать в брак. И вы, я уверена, тоже. – Ну вот, теперь он решит, что она считает его недостойным любви. – По крайней мере, со мной.

– Верно. Именно. И ни черта не знаю о дамских волосах. – Он прокашлялся. – Гуднайт, это не…

– Знаю.

– Это просто…

– Да. И больше ничего. Понимаю. – Она обвила руками его шею. – Никаких ожиданий. Продолжим начатое?

Он вздохнул с облегчением.

– Да, это я могу.

Он и вправду прекрасно справлялся с этим делом.

Пальцем он отыскал ее сосок и принялся поглаживать его через тонкий муслин, превращая в затвердевшую, ноющую бусинку. Ощущения, пронзавшие тело Иззи, были не похожи ни на какие известные ей. Неужели и вправду так бывает? Его палец неспешно касался всего одного крошечного местечка, а на эту ласку отзывалось все тело, от корней волос до ямок под коленками.

Когда он убрал палец, Иззи захотелось расплакаться.

Но Рэнсом тут же принялся ласкать другой сосок, и сладкая пытка возобновилась. Иззи боялась упасть, поэтому вцепилась в него, запустив пальцы в волосы.