Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Думаю, что вы рассуждаете о том, какие доспехи защитят вас от нападения миниатюрных слонов. По-моему, это безумие.
– По-вашему – безумие, а по-моему – творческое мышление. Даже вам оно не повредило бы, ваша светлость.
Он запустил руки в волосы.
– И вообще, почему вы здесь? Пишите свои письма наверху.
– Там нет письменного стола.
«Задача на сегодня: раздобыть письменный стол».
– Вы спите? – прошептала она.
О нет. Опять.
Рэнсом потер лицо ладонью.
– Уже нет.
Господи. Этому пора положить конец.
Так продолжалось почти неделю. Каждый день с тех пор, как Иззи Гуднайт появилась в замке, Рэнсом просыпался от ее голоса, звучащего чересчур близко.
Он не знал, в какое время она прокрадывалась в зал. И не хотел знать. Потому и напивался, чтобы забыться сном.
За последние несколько дней он обеспечил ей компаньонку, одеяла, жаровню, письменный стол. Что еще от него понадобится, лишь бы она не являлась к нему в несусветную рань?
Видимо, висячий замок и цепи.
– Я тут подумала… – воодушевленно начала она. – И вчера в постели мне пришло в голову вот что… Рэнсом!
Он попытался расслабить мышцы шеи.
– Что?
– В первую ночь вы сказали: «Неужели вам надо разъяснять это слово по буквам?» И забыли, как пишется «опасность», когда дошли до середины.
– Ничего я не забывал, – возразил он. – Мне просто надоело называть букву за буквой.
На самом деле в последнее время слова и правописание давались ему с трудом. Особенно когда он уставал.
А эти предрассветные беседы с Иззи Гуднайт были особенно утомительными.
– Неважно. Вам следовало выразиться иначе. – Она понизила голос, подражая ему: – «Неужели вам надо разъяснять это слово по буквам? Р-э-н-с-о-м».
Он потер лицо обеими руками, прогоняя сон.
– Я бы никогда так не сказал.
– Почему? Это же идеальное решение. Ваше имя – единственное слово, написание которого вы не забудете никогда.
Он встряхнул головой и нахмурился.
– Этот разговор состоялся несколько дней назад. С ним давно покончено. И вы с тех пор думаете об этой ерунде?
– Да понимаю я, что это нелепо. Но со мной так всегда бывает. Верные слова я нахожу лишь несколько дней спустя. – Она подошла и села на тюфяк, на котором он спал. – Понимаю, сейчас уже трудно восстановить в памяти тот разговор. Но, поверьте, ответ «Рэнсом» был бы идеальным.
Он никак не мог решить, что сказать на это. И потому промолчал.
– Я приготовлю чай, – предложила Иззи.
Она придвинулась совсем близко. Слишком близко. Все его тело взволновалось, кровь зашумела в ушах.
Потом она наклонилась и поставила чашку на стол.
– Она справа, возле вашего локтя.
Он ощутил волну тепла. Может, от горячего чая, а может, и от Иззи. Его раздирали противоречивые желания притянуть ее к себе или оттолкнуть. На руке подрагивал мускул.
– У вас здесь пушинка. – Она пробежала пальцами по его волосам, и по его спине распространилась дрожь. Заметив, как он вздрогнул, она попросила: – Посидите смирно, я сейчас уберу ее.
«Нет, не уберешь».
Он поймал ее за запястье. Потом схватил в объятия и притянул к себе на колени.
– Что вы делаете? – ахнула она.
– Что я делаю? А какого черта делаете вы?
Она заерзала у него на коленях, словно дразня его.
Сжав объятия, он заставил ее замереть.
– Вы приходите сюда мучить меня каждое утро. Теперь вот вы готовите мне чай. И убираете пушинки. Это что, проявления заботы? Я в них не нуждаюсь.
– Это не забота. Но и мучить вас я не собиралась. Просто… мне нравится приветствовать вас поутру.
– Быть того не может.
Рэнсом поверил бы в любое другое объяснение. Но Иззи не стоило рассчитывать, что он поверит, будто бы она спускается сюда ни свет ни заря только для того, чтобы насладиться его обществом.
– Это правда. Просыпаясь, вы всякий раз сыплете удивительными проклятиями. Вам известно, что вы еще ни разу не повторились? Это невероятно. Вы как петух, только не кукарекаете, а сквернословите.
– Да уж, тот еще петушок, – пробормотал он.
Она улыбнулась, и он, как ни странно, услышал это. Или каким-то образом почувствовал. Тепло распространилось в нем прежде, чем он успел подавить его.
Иззи продолжала:
– Знаете, именно это нравится мне больше всего. Никто и никогда не говорит со мной так, как вы. Вы такой простой, почти грубый. Я… понимаю, это нелепо, но я ничего не могу поделать. Ваше поведение доставляет мне странное удовольствие.
Ей нравится простота? Она жаждет грубости?
Прекрасно. И то, и другое он вполне способен продемонстрировать.
– Ну так слушайте: когда мужчина просыпается, вместе с ним пробуждается и желание. Он просыпается затвердевший, восставший, с почти болезненной потребностью. – Он передвинул ее на коленях так, чтобы заметная выпуклость у него под брюками прижалась к ее бедру. – Чувствуете?
Она ахнула.
– Да.
– Он хочет проникнуть в вас, – добавил Рэнсом.
– В… меня?
– Да. В вас. Резко, быстро, глубоко и всецело. Так что не будите меня больше в такой час, пока не придумаете достойный ответ.
Она молчала.
Вот и хорошо.
Рэнсом надеялся, что на этот раз она встревожится по-настоящему. Потому что и сам был охвачен тревогой. Его потребность усиливалась, приближалась к точке перелома, а переломов ему и без того хватало.
Но гораздо страшнее было другое.
То, что ему совсем не хотелось отпускать ее.
Все годы, пока Рэнсом проводил ночи в постели с женщинами, он строго следил за тем, чтобы никогда не просыпаться рядом с ними по утрам. А теперь каждое утро просыпался рядом с этой женщиной – странной, чудаковатой, обольстительной, – хотя до сих пор так и не затащил ее в постель.
Это было недопустимо. Несправедливо. И очень тревожило его. Потому что он начинал привыкать к Иззи.
Черт возьми, она начинала ему нравиться. Было так просто сидеть вместе с ней в окружении запаха чая и утреннего тумана. Одной рукой обнимать ее за талию, другой ласкать…
Проклятье.
Каким-то образом он незаметно для себя накрутил ее локон себе на палец и стал поглаживать его. Но как это случилось – хоть убейте, он не помнил.
До чего он докатился! Женщина сидела у него на коленях, он строго выговаривал ей, и уже через десять секунд расчувствовался настолько, что принялся навивать на палец ее локон!