Он потерял в своей жизни самое важное. Без ног вскоре он потеряет свое чудесное, сильное, ловкое тело. А я не могла без слез глядеть на эти красивые, сильные ноги, которые были теперь столь неподвижны, столь бесполезны.

Неужели бабушка была права, когда говорила, что мы все прокляты Богом, все рождены для горя и боли? Или она сама так решила и тем самым прокляла нас всех, обрекла на неудачи?

И к чему все успехи, все достижения мои и Криса, если наш сын лежит теперь как неживой, а наш второй сын отказывается даже навестить его?

Барт стоял и тупо глядел на Джори, который выглядел так беспомощно с закрытыми глазами, с протянутыми вдоль тела руками…

— О, Боже мой, только и прошептал Барт, поспешил вон из палаты и не появлялся больше у Джори.

Я не смогла уговорить его навещать Джори.

— Мама, если он даже не знает, что я приехал, какая польза от моих визитов? А я не могу видеть его в таком состоянии. Прости, я сочувствую ему… но ничем помочь не могу.

Я в недоумении глядела на Барта: неужели я когда-то хотела помочь ему ценой риска жизнью моего любимого Джори?

И тогда, в отчаянии, я стала уверять себя, что Джори вновь будет ходить, будет танцевать. Это кошмар, говорила я себе, который надо вынести, чтобы он кончился; и тогда Джори вновь станет таким, каким он был.

Я рассказала Крису о своих планах: во что бы то ни было внушать Джори, что он будет вновь ходить, если уж не танцевать.

Крис выглядел крайне опечаленным.

— Кэти, ты можешь подать ему ложные надежды. Лучше бы, чтобы ты постепенно подвела его к мысли принять то, что поправить невозможно. Дай ему свои силы. Помоги ему, но не надо обещать то, что может не сбыться и привести к горчайшему разочарованию. Я знаю, как тебе трудно. Я пребываю в таком же аду, как и ты. Но всегда помни: наш ад — это ничто по сравнению с его адом. Мы можем сочувствовать ему, горевать вместе с ним, помогать ему, но мы не можем влезть в его шкуру. Мы не проживем вместе с ним тяжести его потери — он должен пройти эту муку один. Он лицом к лицу с той агонией, которую мы с тобой едва ли поймем. Все, что мы можем теперь сделать — это быть рядом, когда он уже не сможет пребывать дольше в своей защитной оболочке, в своем спасительном сне. Быть вместе с ним, чтобы дать ему надежду, желание жить дальше — и сделать это должны мы, потому что на Мелоди нечего и надеяться!

Именно это казалось мне столь же ужасным, как и само несчастье с Джори: его собственная жена чуралась его, будто он прокаженный. Оба мы с Крисом умоляли ее поехать с нами; говорили, что ей надо быть там, даже если она не скажет ничего, кроме «привет, я люблю тебя!».

— Что я могу сказать такого, что вы еще не сказали?! — кричала в ответ Мелоди. — Он не захотел бы, чтобы я видела его в таком виде. Я лучше вас его знаю. Если бы он хотел видеть меня, он бы сказал об этом. Кроме того, я боюсь, что я стану там плакать и скажу все неправильно. А если я не заплачу, он может открыть глаза и увидеть на моем лице такое выражение, что это заставит его почувствовать себя еще хуже. Я не хочу ответственности, я боюсь! Прекратите настаивать! Подождите, пока он сам захочет видеть меня… и тогда, возможно, я соберусь с силами…

Она избегала нас с Крисом, будто мы были зачумленные, будто мы могли разрушить ее надежду, что когда-нибудь этот кошмар закончится счастливо.

В холле перед нашими апартаментами стоял Барт и глядел на Мелоди странным и жадным взглядом. Едва я вышла, он гневно взглянул на меня:

— Отчего бы вам не оставить ее в покое? Я ездил и видел Джори, и сердце мое разорвалось от этого зрелища. В ее состоянии ей необходимо спокойствие. Ей необходим сон как средство успокоения. Пока вы там, в госпитале, вы не знаете, что Мелоди здесь ходит с безумным взглядом, как во сне, все время плачет. Она почти ничего не ест. Мне приходится уговаривать ее поесть, попить. Она смотрит на меня, как маленький ребенок, и слушается. Иногда я буквально кормлю ее с ложки. Мама, Мелоди в шоке, а вы беспокоитесь лишь о вашем драгоценном Джори, совершенно не заботясь о том, что происходит с ней.

Я действительно была потрясена этой речью и раскаялась. Я тут же поспешила к Мелоди, схватила ее руки, обняла:

— Я поняла. Барт объяснил мне. Но попытайся, Мелоди, пожалуйста, попытайся. Даже если он не открывает глаз и не разговаривает, он вполне осознает, что происходит вокруг него, кто приходит к нему и кто — нет. Она положила мне голову на плечо:

— Кэти, я стараюсь… дайте мне лишь время. Следующим утром Синди пришла в нашу спальню без стука, что заставило Криса нахмуриться. Но увидя ее бледное лицо и испуганное его выражение, мы позабыли про выговор.

— Мама… папа… мне надо вам кое-что рассказать, но я все же не уверена, должна ли я рассказывать это… может быть, в этом нет ничего особенного…

Но мое внимание уже было отвлечено ее костюмом: она была в белом узеньком бикини, чрезвычайно смелом. Я вспомнила, что бассейн, который строил Барт, как раз сегодня был первый день готов и наполнен водой. Трагедия Джори никак не повлияла на хозяйственное рвение Барта.

— Синди, мне бы хотелось, чтобы ты носила купальный костюм только возле бассейна. И, к тому же, он уж очень откровенен.

Синди была потрясена и очень задета. Оглядев себя с головы до ног, она недоуменно пожала плечами:

— Бог мой, мама! Некоторые мои подруги носят бикини, как ниточки — что бы ты сказала о них, если уж тебе мой костюм кажется нескромным. А другие мои подруги вообще загорают нагишом…

Она смотрела на меня своими голубыми глазами совершенно серьезно.

Крис бросил ей полотенце, которое она обернула вокруг себя.

— Мама, мне не нравится, что ты постоянно стыдишь меня. Совсем как Барт, который только и стремится, чтобы я почувствовала себя грязной и распущенной. А я шла, чтобы рассказать тебе кое-что о Барте. Я услышала, что он говорил по телефону.

— Так что же, Синди? — поторопил ее Крис.

— Барт разговаривал с кем-то по телефону и оставил дверь открытой. Я слышала, что он называл страховую компанию. Значит, он звонил туда.

Она сделала паузу, села на нашу незастланную кровать и опустила голову. Ее мягкие, шелковистые волосы скрывали выражение ее лица.

— Мама, папа, мне кажется, что Барт сделал страховку на случай того, что кто-то из гостей будет ранен.

— Но это дело обычное, — проговорил Крис. — Дом, конечно, застрахован, но в нем находились две сотни гостей, и для них нужна страховка.

Синди подняла голову, посмотрела на отца, на меня, затем вздохнула:

— Значит, ничего особенного… но я подумала: а вдруг…

— А вдруг — что? — резко спросила я.

— Мама, ты говорила, что песок из колонн, рухнувших в ту ночь, был сырой. Разве он не должен был быть сухим? Но он был мокрым. Кто-то намочил его — и песок стал тяжелее. Он не высыпался из колонн при повреждении, как это было задумано. Он упал на Джори, как цемент. Если бы не это, Джори не был бы так сильно покалечен.