– Пошли, – согласился Толик.

В каюте Мак-Грата, как всегда, царил потрясающий, прямо-таки идеальный немецкий орднунг (порядок). Вот только сегодня Том не отпустил ни одну из традиционных шуток по этому поводу. Майкл сразу это заметил и тут же, без долгих разговоров вытащил из тумбочки стаканы и бутылку «Джек Дэниэлса».

– Выпьем, – разлив на полпальца, предложил он. И был очень удивлен, когда Толик, отобрав у него бутылку, долил себе стакан под ободок.

– Будем! – предложил он.

Майкл, забыв про свою порцию, проводил удивленным взглядом исчезающий в горле Томпсона напиток. И лишь когда тот со стуком поставил стакан точно в углубление на столике, спохватившись, в два глотка добил свой, даже забыв добавить воды. Естественно, закашлялся.

– Ну, ты престидижитатор, Томми, – покачал он головой, одновременно стараясь восстановить дыхание. – Не ожидал. Можешь…

– Не просто можешь. А «мы можем это!»[39], – пошутил Том, чувствуя, как изнутри поднимается теплая, смывающая сплин волна.

– Не, все равно не понимаю, с чего ты так расстроился? Такое награждение… я бы радовался, а ты словно на похороны собрался, – разливая по второй порции и одновременно доставая откуда-то из-под стола несколько бананов, заметил Майкл.

– Какое, черт тебя побери, награждение? – непритворно удивился Том, принимая стакан.

– Твое, – удивленно глядя на Томпсона, ответил радист. – Ты что, не знаешь еще? – и рассказал о полученной радиограмме. Потом, под постепенно «испарявшееся» из бутылки виски долго объяснял поплывшему от первой дозы Тому, какой тот герой и как им гордится он – ирландец Майкл Мак-Грат, потомок одного из лучших стрелков ирландской бригады Мигера.

Наутро Том-Толик проснулся не в самом лучшем состоянии. Похмелье, наложенное на отложенную меланхолию и сплин – тяжелейшая штука, хуже любого тяжелого ранения. Спасала только армейская привычка делать дела, несмотря на настроение. «Шоу маст гоу он, черт побери! – вновь припомнив о награде, выругался он про себя. – Что теперь делать? Родственники наверняка появятся, да и мафиози уже ножики точат. Не думаю, что они сразу полезут, но едва шумиха поутихнет – очередной наезд надо ждать… надо ж дать… вопрос, кому и сколько… Может, действительно отдать часть? Не, таким только пальчик дай – всю руку откусят. Отберут и прихлопнут, как муху. А уж пакет акций – ни за что не отдам. Продадут за гроши, они же о перспективах фирмы не подозревают. Черт побери, и что делать? Кстати, а где мой браунинг?» – вспомнил о незаслуженно забытом трофее «гангстерской войны» Том. И сразу же решил узнать, где же его вещи. Оказалось, к непритворному удивлению, что все его личные вещи и пистолет плывут вместе с ним на корабле, в каптерке. Зато доработанный карабин остался в части как штатное оружие. Но Том был рад уже тому, что привычный браунинг занял место в кобуре на поясе. К тому же он еще раз убедился, что при всяких расстройствах хорошо успокаивает нервы разборка и чистка оружия. А расстраиваться было от чего – просочившиеся в народ сведения о награждении вызвали нездоровый ажиотаж среди персонала плавучей больницы и ходячих раненых. Поэтому желающих пообщаться с новоиспеченным героем было намного больше, чем хотелось бы Тому. Да и бесцеремонность большинства из них ему не очень нравилась. Пришлось двое оставшихся до прибытия в порт суток просидеть в каюте, что, вместе с перечисленными проблемами (родственники, мафия, журналисты), отнюдь не способствовало хорошему настроению.

Повезло еще в том, что судно прибыло не в Нью-Йорк или другой знаменитый крупный порт (большинство из которых с трудом справлялось с перевалкой грузов для армии и ленд-лиза), а в Честер. Небольшой поселок, железнодорожный узел и достаточно обширный порт, в котором стояло довольно много судов. Война и вызванный ею рост перевозок привели к новому расцвету города, но видно было, что ажиотаж держится только за счет военных грузов. Впрочем, Томпсону такая ситуация была на руку, позволяя избежать встречи с репортерами. Выгрузившись с парохода, он сразу заскочил в штаб, и местный писарь, получив небольшой сувенир в виде итальянского окопного ножа, быстро выписал ему документы до Вашингтона. Вместе с взводом местных солдат, ехавших на какую-то базу в этом же штате, Том пробрался в вагон поезда и, облегченно вздохнув, устроился вместе с четверкой пехотинцев – выходцев из Мэна, в купе.

До столицы он добрался без приключений. И только в отеле, после того как Том попросил портье позвонить по заранее сообщенному номеру, где он поселился, его все-таки поймал один проныра-журналист. Слава богу, того интересовали только война и подвиги, поэтому рассказывать о довоенной жизни и родственниках Тому не пришлось. Выдержав примерно получасовую пытку расспросами и наотвечавшись до хрипоты и пересохшего от болтовни рта, Том уже совсем было собирался пойти и промочить горло. Но не успел. Очень серьезный, словно услышавший глас с неба чернокожий коридорный позвал его к телефону. Телефон, черный ящик с наборным диском с цифрами, выглядывающими в отверстия, и с тремя буквами напротив каждой цифры, выгравированными на центральном круге, ждал Томпсона на стойке у портье. Разговор занял меньше минуты.

Назавтра ему надо было быть в Белом доме на церемонии награждения ровно в полдень. Но вот о том, как он туда будет добираться, никто явно не подумал. Впрочем, Том просто договорился о вызове такси. И отправился в номер, готовиться к завтрашнему торжеству.

Наутро, блестя начищенными ботинками и значками на парадной форме, Том важно прошел по коридору. Отметив по дороге, кстати, что бравый сержант-парашютист не был интересен никому, кроме пары местных работников, видимо знавших, куда и зачем он отправился. Такая ситуация давала надежду, что в этом отеле ему удастся пересидеть свою «минуту славы». Если, конечно, тот журналист не проболтается, где он нашел героя своего интервью.

Автомобиль вез Тома по улицам столицы, радикально изменившимся со времен прошлого посещения. По тротуарам ходили в основном военнослужащие в самой разнообразной форме, от матросской до пехотной и женщины в форме вспомогательных служб. Машин на улицах стало меньше, особенно гражданских, зато появилось множество велосипедистов. Недалеко от Белого дома, на здании, в котором, по словам таксиста, до войны располагался театр, висела вывеска солдатского магазина. И негры… их количество, и так немалое, за прошедшее время явно увеличилось в несколько раз.

Такси подвезло Тома прямо к чугунной ограде парка, за которой виднелся фасад резиденции президента. Стоящие у ворот охранники насторожились. Двое из них, положив руки на кобуры, двинулись по тротуару в сторону такси. Том поспешил расплатиться и выйти навстречу. Как оказалось, его фамилия в списке была, поэтому долго ждать не пришлось. Негр-слуга, вызванный охранниками, проводил его в небольшую приемную, где уже сидел пехотинец, тоже в парадке и начищенных до блеска ботинках. Появившийся словно чертик из табакерки невысокий полноватый мужичок быстренько проинструктировал обоих: