Вдоль правой лопатки полыхнула вспышка боли и прошла рябью по ребрам, дыхание участилось. Солнце на небе клонилось к горизонту. Мог ли Сайон быть одновременно и здесь и там?

Впрочем, он же бог – несомненно, он способен и на это, и на гораздо большее.

Завернув за угол дома, я устремилась к кукурузному полю, с трудом передвигая ноги и обхватив себя рукой за талию, словно в попытке удержать трескавшуюся кожу. Я больше не видела света. Нигде. Неужели мне почудилось?

Но я его почувствовала! Меня охватило отчаяние. В босую ступню впилась колючка.

Я зашипела, когда обожженный бок задел лист кукурузы. Я спешила изо всех сил, но все рано двигалась медленно. Я хромала. С каких пор? Вдруг лопатку пронзила жгучая боль, и я поняла, что какая-то рана разошлась. Меня бросило в жар. На лбу выступила испарина.

«Не останавливайся, иди дальше». Я его ви- дела, видела! Я не сошла с ума. Пока что. Ле- вая рука сжалась в кулак вокруг подаренного им кольца.

Наконец я достигла противоположного края кукурузного поля и оказалась перед широкими просторами степи с подернутой желтизной травой. Я резко развернулась, вызвав очередную вспышку боли в плече.

– Нет, – взмолилась, и вновь грудь словно полоснул острый серп. – Ты был здесь. Был! – Глаза вскинулись к небесам, настолько близко к его великолепному лику, насколько возможно, прежде чем инстинктивно отпрянуть. – Ты здесь был…

Неужели безумие проникает в сознание так легко? Как масло растекается по поверхности сковороды.

Я упала на колени и почувствовала, как разошлась еще одна рана – под грудью. Стиснув зубы, попыталась взять под контроль дыхание, однако из груди все же вырвалось сдавленное рыдание, от которого по телу прошла волна боли. Я сунула край ладони между зубами и прикусила, пытаясь сдержаться.

«Ты был тут».

– Айя…

Я вздрогнула. Вскинула взгляд.

Он был тут – в нескольких шагах от меня, парил над самой землей, не такой сияющий, каким казался при последней встрече. Словно присутствовал не полностью. Как некий призрак, проекция. Я попыталась подняться, но по спине прокатилась волна чудовищной боли, вызывающей тошноту, и я рухнула наземь.

– Прошу, не надо… – Его голос был тихим, напряженным, он отражал отчаяние, пылающее во мне, подобно лихорадке. Он протянул ко мне руку, но почти сразу опустил. Именно эта рука оставила мне ожоги, хоть и ненарочно. – Зря я пришел. – И повторил, тише: – Зря.

Словно в подтверждение его слов раздался слабый раскат грома, хотя на небе не было ни облачка. Очередная битва богов, даже сейчас? И он ее проигрывал, отвлекаясь на меня?

– Тогда почему? – взмолилась я, презирая рыдания в своем голосе.

Он выглядел таким беспомощным. Как верховный властелин может выглядеть столь беззащитным?

– Я… – Его голос был тихим, как шелест пшеницы, едва различимый. – Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке. – Его взгляд упал на мой торс. – Насколько это возможно, после того как я…

Я вновь попыталась встать. Раны пронзила горячая боль. Сайон умолял меня остановиться. Тем не менее я уперла ноги в землю и заставила себя выпрямиться. Замерла, ожидая, когда пройдет головокружение. Пошевелила языком, увлажняя рот. Стряхнула пот с ресниц.

– Не закончилась… ваша война? – Слова больше походили на выдох.

Он покачал головой.

– Она никогда по-настоящему не закончится. Я… я не могу остаться. – Он взглянул на себя – на Солнце в небе. – Расщепляясь, я слабею. – Он тяжело сглотнул. – Но… Тью тебе помогает?..

Я кивнула. Он слегка расслабился.

– Хорошо.

Он повернулся, чтобы уйти – повернул торс, а ноги остались на месте, словно он прирос к Земле, на которой даже не стоял. Словно ничуть не хотел меня покидать.

Мое сердце болело так, будто его вырвали из груди, отшлифовали наждачкой и засунули обратно в набухшую полость. В голове вспыхнула искорка – недооформленная мысль, которая до сей поры соблазняла меня лишь во сне. Я мысленно протолкнула ее вперед, поскольку он уходил, и неизвестно, когда я увижу его вновь, да и увижу ли вообще.

– Сайон!

Он посмотрел на меня, как побитая собака. Яркая, величественная, красивая гончая.

Мне удалось сделать полшага вперед.

– Ты меня любишь?

Его свет потускнел – как костер, на который падают капли дождя.

– Я люблю тебя, Айя Рожанская.

Вновь прогремел гром.

Глубже вонзился серп в грудь.

Я вспомнила о цепях Сайона, невидимых в его нынешней форме. Вспомнила о своей картине, очертания которой отпечатывались в моих снах ночь за ночью. На картине я разорвала его цепи, но то была лишь фантазия. Узы Сайона не разорвать, по крайней мере, не мне.

Но ведь должен быть другой способ?

– Ты не можешь стать смертным. – Утверждение, не вопрос. Он не мог быть никаким иным, кроме как таким, каким его создала Вселенная. Я месила сознание, как тесто для хлеба. Пот щипал ожоги. Требовалось прилагать огромные усилия, чтобы держаться на ногах.

Я была смертной. Способной измениться. Ибо что есть человечество, как ни постоянные перемены?

– И я не позволю себя отвергнуть! – настаивала я. Даже в болезненных муках во мне взыграло упрямство бабушки. – Я стану бессмертной!

Эмоции на его лице читались так же ясно, как у младенца. Я его поразила. Я саму себя поразила, хотя вынужденная хрупкость моего физического состояния это скрывала. Его бриллиантовые глаза смягчились на кратчайший миг, затем померкли, и вернулся тот взгляд, который врезался мне в память, – тот, каким он посмотрел на меня последний раз, бросая в наполовину сгоревшей комнате.

Взгляд, полный нечеловеческой печали. Взгляд, признающий поражение.

– Обрести бессмертие… – он подплыл ближе, пока я не почувствовала его тепло на лице, – невозможно. Иначе люди уже бы его достигли.

Я не собиралась отступать. Удерживала лезвие этого серпа руками, не позволяя ему впиться глубже.

– Но та звездная мать, Серес…

– Даже она не бессмертна. – По его лицу и груди прошлись красные искры. – И ее история неповторима.

Раздался очередной грохот, немного ближе. Мы оба подняли глаза. Оба почувствовали угрозу, нависшую над Сайоном.

– Но будь я бессмертной, – не сдавалась я, – я могла бы прикоснуться к тебе. Могла бы жить там, наверху. – Я кивнула на небо.

На мгновение показалось, что он не ответит. Затем он хрипло выдавил:

– Бессмертие изменило бы твою оболочку, поэтому да, но…

– Я не сдамся так легко!

Он выглядел столь печальным, что у меня на глаза навернулись новые слезы.

– Не жертвуй собой ради Меня, Айя. Ты должна жить своей жизнью, жить…

– Такой жизни мне не надо, – выплюнула я, слова прозвучали желчно из-за боли, охватившей все тело и