Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он приблизился, разведя руки:
– Мы лишь пытаемся помочь, друг.
– Не хочу я помощи, – сказал Кляйн. – И я вам не друг.
– Ну разумеется, нет.
– Я только хочу, чтобы меня оставили в покое.
– О чем же еще просить, как не об этом? – вопрошал Павел. – Мы и хотим оставить вас в покое, друг Кляйн, мы хотим, чтобы вы ходили, как вам вздумается. Это они пытаются вас убить. А мы хотим только помочь.
Кляйн промолчал.
– Если вы не желаете, – произнес главный Павел, – заставить я вас не могу. Но, если я не ошибаюсь, они отняли у вас несколько пальцев, не говоря уже о руке.
– Предплечье, – сказал Кляйн, – и я сам его отнял.
– Добровольно, мистер Кляйн? Или вас сподвигли?
– Сподвигли, – ответил Гус.
– Спасибо, Павел, – сказал главный Павел. – Пятерка за старания. Но я спрашивал нашего друга Кляйна. Как вы сможете жить нормальной жизнью, – добавил он, снова отворачиваясь от лестницы, – пока живы они?
– Мне не нужна месть, – ответил Кляйн.
– А это не возмездие, – сказал главный Павел. – Это гнев Божий.
Кляйн долгое мгновение буравил его взглядом, потом начал ходить – сперва в одну сторону, потом в другую, пока перед ним расступалась толпа Павлов. «Что за жизнь мне вообще осталась?» – спрашивал он себя. Его еще ждет полная денег сумка в депозитной ячейке – если он сможет найти ключ. Можно просто уйти, забрать деньги и исчезнуть.
Но они будут ждать, знал Кляйн, они остановят его еще до того, как он подберется к деньгам. Справится ли он? Сможет ли исчезнуть по-настоящему? А если да, правда ли будет вздрагивать каждый раз, как увидит ампутированную конечность?
– Но, разумеется, без возмездия не обойдется, – продолжил главный Павел, и остальные согласно зашумели. – Разве вы не хотите убить человека, который забрал вашу руку?
– Он уже мертв, – сказал Кляйн. – Я уже его убил.
– Борхерт? – спросил Гус и рассмеялся. – Он живее всех живых.
Кляйн замер, его отсутствующая рука сжалась в кулак:
– Ты лжешь.
– Уверяю, он не лжет, – ответил главный Павел. – Борхерт пережил ваш маленький пожар.
– Он умер до пожара, – возразил Кляйн.
Гус покачал головой:
– Если и так, он вернулся из мертвых.
– Это какая-то уловка, – воскликнул Кляйн. – Вы просто уговариваете меня их убить.
– Нет, – ответил главный Павел. – Не сойти мне с этого места.
Кляйн снова заметался. «Любопытство – ужасная штука, – думал он. – Как же заставить себя не хотеть знать?» Он двигался взад-вперед, придумывая лучший выход. Возможно ли просто уйти и раствориться, оставить всё за спиной навсегда?
Для него – и для всего этого – невозможно, понял он. По крайней мере пока.
– Если я соглашусь, – сказал Кляйн, – потом я не желаю вас всех больше видеть.
– Договорились, – сказал главный Павел.
– Даже меня, мистер Кляйн? – спросил Гус, просьба его явно уязвила.
– Даже тебя, Гус, – сказал Кляйн.
– Павел, – поправил Гус.
– Вот и я об этом, – раздраженно ответил Кляйн. – Ладно, за дело.
I
«По меньшей мере сколько человек мне придется убить? – думал Кляйн по дороге. – Одного Борхерта? Хватит ли этого, чтобы они от меня отстали?»
Нет, думал он. Во-первых, придется убрать охранников у ворот, потом трех-четырех – в доме. А что насчет других высокопоставленных ампутантов? Не примет ли один из них должность Борхерта, чтобы продолжить охоту на Кляйна? Будет ли Кляйн в безопасности, если убьет всех с двенадцатью ампутациями и выше? Десятью? Восемью? Может ли он рискнуть и остановиться, прежде чем умрут все?
Где-то через милю он съехал с дороги и встал между деревьями, чтобы машину не было видно с проезжей части, и остался там ненадолго, вцепившись в руль, сквозь лобовое стекло глядя на трепет и волнение листьев на ветру. «Я могу развернуться. Могу поехать в полицейский участок и сдаться», – сказал он себе, сам зная, что не сделает этого, что уже слишком поздно.
Он зарядил магазины во все четыре пистолета на сиденье рядом – непростая задача для одной руки, – потом взвел курки, насадил глушители на ствол каждого пистолета, неуклюже их прикрутил. Остаток патронов распределил по карманам куртки. Один пистолет отправил в наплечную кобуру, другой – в поясную. Третий будет держать в руке. Что делать с четвертым, он не знал, потому оставил его в машине.
«Ангел смерти… – думал он, – аки тать в ночи… не оливковую ветвь я принес, но меч…»
Кляйн вышел из машины и зашагал, держась края грунтовки, обязательно поближе к деревьям, чтобы быстро спрятаться. Ладонь вспотела; скоро пришлось положить пистолет и протереть руку о рубашку. Когда он снова поднял ствол, на него налипла грязь. «Не сказать, чтобы дело задалось», – подумал он.
Потрусил дальше. Как только увидел ворота, зашел в подлесок, пробираясь медленно и осторожно, пока не оказался у последнего кустарника перед открытой территорией.
Прямо перед воротами стояли два охранника, где-то в пятидесяти метрах от него.
«И что теперь?» – подумал Кляйн.
Он стоял и наблюдал за ними. Время от времени один прогуливался вдоль сетчатого забора и неспешно возвращался, никогда не отрываясь от напарника больше чем на двадцать – тридцать метров. Через какое-то время одного из охранников сменили. Кляйн посмотрел на часы. Потом подождал.
Второго охранника сменили два часа спустя.
«Два часа, – подумал Кляйн. – Зайти и выйти».
Он подождал, все продумывая. Можно застрелить одного охранника, когда тот пойдет вдоль забора, но успеет ли он добраться до второго и убить его, прежде чем тот поднимет тревогу? Подождать темноты и попробовать снять обоих сразу? Где установлена сигнализация? И когда они включают свет? Он попытался вспомнить, как все было во время его отбытия, но тогда он был не в себе, потерял слишком много крови; помнил только разрозненные картинки, не мог сложить их в единое целое. Тогда никакой разницы нет, думал он, – с тем же успехом можно напасть и сейчас.
Но остался и ждал.
«А кроме того, – напомнил он себе, – не важно, что я выберу. Меня нельзя убить».
Свет начал становиться насыщеннее, тени – удлиняться, солнце стало темно-оранжевым и опустилось.
«Если я потрачу только один магазин, – говорил Кляйн себе, – может быть, еще останусь после этого человеком».
Он положил оружие на колено, вытер ладонь насухо о второе. Снова взял пистолет. Подался вперед, но не смог заставить себя сдвинуться.
Самым простым было просто аккуратно сунуть ствол оружия в собственный рот и спустить курок. Как и говорил Фрэнк, это избавит всех от неприятностей. Но потом он вспомнил о Борхерте, как душил его одной рукой и пытался не отключиться. «Один магазин, – сказал он себе, – всего один магазин», – но сам при этом понимал, что ему плевать, сколько он потратит магазинов и что с ним будет.