Неожиданно я услышала какую-то до боли знакомую мелодию… Где-то неведомый музыкант начал играть волшебную музыку. Он на секунду остановился, затем заиграл вновь…

Сердце мое затрепетало. Я узнала музыкальную тему. В мгновение все стало на свои места, и, едва удерживаясь, чтобы не бежать, я вышла на веранду. Из дальней двери вырвался в ночь свет. Свет пересекала тень человека.

Я остановилась, забыв обо всем, сжав руки, однако вскоре овладела собой.

С улыбкой ко мне подошел Джон. Я чувствовала себя на границе ошеломляющего мира.

Джон сказал:

— Не сомневаешься ли ты, Джен? Если меня зовут, я прихожу неизменно. Я пришел, зажег свет и заиграл…

В руках у Джона была маленькая флейта.

— Это подарок одного моего нового знакомого, — сказал он и поцеловал меня.

— Как я ждала тебя! Я, не ждавшая так никого и никогда!

— И мы — вместе… Джен, я много думал о тебе. Оставим не главное. О главном надо говорить сразу, или оно заснет как гора. Я так ждал этого дня!

Он раскрыл мне свои объятия, и я бросилась к нему, забыв о своей недавней болезненной слабости.

— Клянусь, день этот равен для меня воскресению или смерти, — прошептала я.

— Я думал о тебе много и хорошо, — сказал Джон.

Я рассматривала его лицо, будто пытаясь запомнить его черты, заглянула в глаза, где, темнея и плавясь в ночном свете, таилось нечто, недоступное моему пониманию.

— Марка сегодня похоронили, — вдруг сказал Джон.

— Да… я была в храме… Почему это случилось?

— У него была лихорадка… Но кроме того, он жил с темнокожей женщиной, из племени адиваси.

— Боже мой! — воскликнула я.

— Да… Он жил с ней уже… довольно долго…

— Но он никогда не говорил мне этого…

— Мне тоже…

Мы молча сели за столик на веранде. Постепенно свет звезд отогнал мрачные мысли и скорбь.

— А что собираешься делать ты? — спросила я. — Ты хочешь остаться здесь?

— Нет… Я не смогу долго сидеть на месте…

— Ты не хочешь остаться? — с трепетом в сердце воскликнула я, отыскивая среди звезд его глаза.

— На день… Может, немного больше, — сказал Джон, взяв меня за руку. — Джен, я многое узнал в этом путешествии… Я хочу рассказать тебе обо всем этом… Мы были высоко в горах… Я встречался с ламой, и теперь я хотел бы серьезно заняться работой по Гималаям и Тибету.

Он осмотрел изучающим взглядом мое лицо, словно отыскивая в нем отражение своих переживаний.

— Очень интересно, — прошептала я с горькой болью в сердце.

— Я подумал, что теперь в связи с этой работой в горах… мне будет не нужна комната здесь, в доме у барона Тави…

Я вздрогнула. На мои глаза навернулись слезы.

Джон с печалью и беспокойством взглянул на меня и сказал:

— Не знаю… По-моему, будет лучше, если я оставлю кое-какие вещи у тебя?

Услышав это предложение, я немного воспрянула духом и через силу улыбнулась:

— Конечно.

— Если ты позволишь, — тихо добавил Джон.

— Если боги хотят наказать нас, — сказала я, — они отвечают нашим молитвам…

В те дни, когда Джон был дома, мы обычно не говорили ни о чем повседневном: ни о моих сложностях на ферме, ни о моем муже… Все это время мы говорили лишь о том, что знал Джон.

Мы говорили об Индии. Об отшельниках и ламах, живущих на вершинах Гималаев и на Тибете, куда собирался Джон. О чем угодно, что было для него реальным. Мы жили вне этого мира.

Я сочиняла истории в те дни, когда его не было, а вечерами он устраивался поудобней, вытягивал ноги, и мы сидели, слушая сердца друг друга. Его взгляд был ясен и чист. Он слушал мои длинные истории от начала и до конца.

Лишь однажды я предложила ему поразмыслить над возвращением в Англию.

— Ты бесконечно талантливый человек, Джон, — сказала я, — но ты же не можешь всю жизнь прожить здесь, среди этих племен, где никто, кроме Господа, гор и меня, не слышит твоих стихов, не видит твоих картин… Вернувшись в Англию, ты мог бы овладеть всем миром. Если у тебя этой цели еще нет, она же все равно появится. Я исхожу из твоего характера, Джон.

Он, как обычно, молча и внимательно меня слушал.

— Мне кажется, Джон, тебе стоит подумать об этом… Ты бы мог заявить о себе, поразить, увлечь многих людей… Если ты хочешь, я помогу тебе, я дам тебе денег…

К тебе потянутся, чтобы говорить с тобой, люди всех стран и национальностей. Твое имя станет для многих дыханием… У тебя появятся сторонники, друзья; газеты в погоне за прибылью будут печатать все, что ты им сообщишь. А книги, которые ты написал и еще напишешь, будут отпечатаны в тысячах экземпляров… Потому что в этих книгах ты говоришь, что тайна и условия счастья находятся в руках каждого человека. А многие под счастьем разумеют несбыточное, Джон.

После этого к тебе станет приходить еще больше людей. И ты будешь говорить с ними. Самые простые твои слова произведут не меньшее впечатление, как если бы говорил Шива или Будда. Поверь мне, Джон… — Я смолкла, вся ликуя и светясь сердцем. Но, спустя мгновение, я почувствовала, что Джон внутренне отвернулся и закрылся и что слова мои уже давно отброшены назад, с равной им силой.

Тревожным трепетом было охвачено пламя свечи. Мои нервы напряглись… Еще не успела я почувствовать всю силу удара, как раздалось резкое и холодное:

— Нет.

Джон, глубоко вздохнув, поднес ладони к пляшущему огоньку и сказал:

— Мне надо было остановить тебя, Джен… Послушай… Без сомнения, сделав несколько верных ходов, я мог бы изменить всю свою жизнь и даже обладать властью. Но эта цель мне отвратительна. Она помешает жить. У меня нет честолюбия. Ты спросишь, что же мне заменяет его? Улыбка. Я страстно привязан к горам, пустыням, морям, цветам, к животным, птицам, путешествиям… Еще больше я привязан к своим причудам… Я не могу долго сидеть на одном месте. Я двигаюсь с быстротой ветра, но люблю также бродить по живописным тропинкам. О, Джен, я люблю все!

Мне ли играть в игру с человечеством? Мне не нравится такая игра… Но укажи мне узор моего мира, и я изъясню тебе весь его сложный орнамент. Скажу: смотри, Джен, вот там тень, ее отбрасывают угол стола, кресло и складки портьеры, абрис условного существа, но с особым выражением. Уже завтра, когда тень будет забыта, одна мысль, равная ей и ею рожденная, начнет жить бессмертно, отразив для несосчитанно малой части будущего некую свою силу… явленную теперь.

Он отвел ладонь от свечи, встал и подошел к окну.

— Джен, смотри, розы, что разделяют нас сейчас, те розы, что я прислал тебе, начинают распускать лепестки… Знаешь почему?.. Скоро наступит рассвет. Им это известно. Перед тем как я поеду в горы, скажу тебе, каких я ожидал от тебя слов… Джен…