видом на город, с двумя креслами-качалками, одетыми в пушистые покрывала. «Сесть бы сейчас в одно из них и наблюдать за звездами».

— Мы… мы… правда будем здесь вместе жить? — от счастья заикаюсь я, прижимая ладони к своим щекам.

Он улыбается, медленно покачивая головой.

— Спасибо тебе, Джексон, за всё и… — с чувством невыразимой благодарности начинаю я и замолкаю, не в силах сказать.

Он без слов обнимает меня сзади, целуя в затылок, и я растворяюсь в прикосновениях.

— Мне нужно разобрать сумки, — шепчет в ушко, пуская горячий воздух, — а ты пока изучай апартаменты душевого типа.

— Душевного типа апартаменты прошли цензуру, осталось оценить ванную, — тихонько смеюсь я и, зевая, прикрываю рот ладонью. Этот смех, как детское веселье, как глоток воды. И он льется из меня каждый раз, когда я нахожусь рядом с любимым.

Джексон разбирает привезенные им два ларца вещей, я принимаю ванную — снимаю косметику с лица, надеваю свою любимую черную широкую длинную футболку и делаю на голове гульку. Свои вещи я разберу в другой день.

Я сижу маленьким комочком в кресле-качалке, взирая на звездные миры. Чувствую, боль прогрессирует. Память продолжает хранить последний разговор с матерью. Мы так отдалились друг от друга, за считанные дни. Мне никогда не будет ясно, зачем она так поступает, зачем распускает туман на сердце, черный-черный, от которого тяжело дышать.

— Джексон, — вздыхаю я, когда он подходит, выключив наполовину свет, увидев меня в темноте, — я одна… одна… — «Словно в глубине пустыни», — добавляю про себя. — Иногда я чувствую себя брошенной в котел жизни. Карабкаюсь по нему, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз. А однажды можно так провалиться вглубь, что никак и не подняться к миру… Вот она и жизнь.

— Ты не одна! — Он приглаживает рукой свои мокрые густые волосы, садится на колени передо мной и берет мои ладони. — Не говори так. Никогда. У тебя есть я. И Ритчелл, и Питер, и… отец. Бабушка и дедушка также.

И мама, которая гневается и готова войти в круг врагов дочери, уничтожив ей жизнь.

— Но разве я не прав?

— Прав, но… насчет отца…

— Ты держишь злобу на отца? Всё еще?

— По-прежнему ли я… как бы это? Хм… — Я ломаю голову, а что, если бы… — Я тебе не говорила, но отец писал мне в день рождения, и я не смогла не ответить. Он был так счастлив моему ответному сообщению, что взял попытку позвонить и… И хочет приехать. Кажется, спрашивал адрес, где мы живем с мамой.

— И?

— Я не знаю, готова ли общаться с ним, — говорю с грустинкой, пожав плечами.

— На мой взгляд, этот час пришёл, — рассуждает он, потирая густую щетину, которая придает ему более мужественный вид. — Время прошло и вам следует обо всем поговорить. Тем более ты уже не ребенок, каким была ранее.

— Джексон, только мне страшно, очень, — признаюсь с отчаянием я.

— Страшно что, не понимаю?

Сжимая подол футболки кулаками, отвечаю:

— Что мама полностью отвернется от меня, если я увижусь с отцом.

— Скажи мне честно, ты сама этого хочешь, если не обращать внимания на мнение матери? — Он откровенно задает вопрос.

Эта фраза царапает меня по сердцу. А кто же не хочет? Кто не хочет свидеться с родной «кровинушкой»? Если есть такая возможность… но нежеланные воспоминания, дороги, по которым блуждает моя память, еще не превратились в пыль, не стерлись из сознания.

— Я… не… и… Д-а… Или… Нет…

— Очень глубокомысленный ответ. Но все же!

— Да, — тихо бурчу я, боясь, что стены передадут обо всём матери.

— Нет причин, чтобы не делать того, чего ты желаешь, а мама… — вздыхает, — …поймет, я уверен в этом. Я буду рядом с тобой. Всегда.

— Спасибо, что поддерживаешь, спасибо, что понимаешь и выслушиваешь. — Я смотрю на него и улыбаюсь. — Ты лучшее, что есть в моей жизни.

— Малышка моя, — целует меня в лоб. — А как же иначе?! Как и ты в моей.

— Джексон, мне завтра нужно будет отъехать в одиннадцать часов, так как состоится собрание в модельном. Максимилиан написал, что я должна присутствовать. И нам нужно довести проект до совершенства и представить ему.

— Да, он указывал про это в своем письме, которое и мне прислал.

— Давай я проведу завтра репетицию с малютками?

— Справишься? Я бы как раз доработал детали, отредактировал сценарий и создал окончательный документ. А ты бы удостоверилась еще раз в одежде, которую сшили для деток, и дала бы возможность им пройтись по дорожке строго по твоим указаниям, — мило и в то же время уставшим голосом высказывается Джексон. В такие отрадные минуты я не перестаю благодарить небеса за того, что подарили мне такого мужчину.

— Решено! После собрания собираю детей и репетирую с ними дефиле. У них и с первого раза все хорошо получалось.

— Еще бы, когда такой учитель. — Он смущает меня такими словами. — Я подвезу тебя утром до модельного. Все же район не близкий, и мы достаточно отстранились от центра.

— Не стоит, Джексон. Я прогуляюсь, переведу дух и после работы вернусь в наше с тобой потайное убежище, — улыбаюсь я.

— Буду ждать с нетерпением. Возьмешь вторые ключи, они находятся на тумбе в коридоре. Если приедешь раньше меня, распоряжайся всем тем, что тебе нужно.

Я снова чувствую смущение, которое он замечает.

— Милана! Убери стыд! Мы родные друг для друга, нам незачем смущаться.

Знаю, что его раздражают такие слова, но все же произношу:

— Я должна тебе буду и…

С яростной волной, охватившей его вмиг, осведомляет:

— Да, должна! Будешь должна! Заплатишь за каждый день проживания! А еще счет за газ, за воду, за свет!

— Конечно, я все оплачу, — со смешком выражаюсь я на его милую злость.

— И это не всё! Будешь должна тысячу и один поцелуй!

Джексон на мгновение исчезает и приносит «Вселенную на ладони», зажигая ее и ставя между нами на столик.

Чтобы устранить его раздражительность, доношу:

— Мы и вправду будем здесь жить, вдвоем?

— Тебе не нравится? Это временно… Но здесь всё…

Я прикладываю палец к его губам.

— С тобой мне хорошо даже под землей.

У меня созрела идея произвести завтра по плану все дела раньше Джексона и приехать в квартиру, сготовить для него вкусный ужин и ждать его прихода.

— И чтобы больше я не слышал, что ты одна, одинока и что-то мне должна! — указывает мне, что уже стало привычкой для него. И я не могу ни сказать, что мне это не нравится.

— Джексон, — заправляя выпавшую прядку за ухо,