– А ты ей уже дарил шоколадки?

– Нет, вот, в первый раз, – замялся Никита. – А что, она не любит?

Октябрина даже представлять смущение на лице Жени не хотела. Подарить человеку со страхом вредной еды шоколад и надеяться, что произведешь хорошее впечатление? Верх безумства.

– Она сладкое не любит. Ты ей лучше цветы купи, она любит лилии. Шоколад ни в коем случае не покупай, пока она сама тебя не попросит. Но если скажешь, что это я тебе посоветовала, прибью!

Никита улыбнулся. Могучие плечи ее тряслись в смехе.

– Ну а что ты думаешь, получится у нас?

Октябрина бы высказала все, что думала, но сил на правду уже с утра не осталось. Она бы сказала, что люди слепы, что даже в интересующих сородичах не видят очевидного. Женя никогда в школе не позволяла себе даже смотреть в сторону шоколадок, она в школе никогда не ела, всегда в компании, где был и Никита, от сладкого отказывалась. Неужели нельзя сложить то, что на поверхности? Женя тоже хороша: всегда говорила, что с Никитой даже за деньги гулять не пойдет, что он ей противен. А тут – не первая встреча.

Невольно вспомнился и Роман. За все месяцы, что они были вместе, он не удосужился спросить, каким именем ее называть. Каждый раз, когда слышала «Катя» про себя ругалась.

Она вздохнула, посмотрела на кроссовки, досчитала до десяти и ответила:

– Я понятия не имею. Я, если ты не заметил, не Женя. Но я тебе одно скажу. Если ты ее хоть пальцем тронешь, если огорчишь, будешь иметь дело со мной.

Никиту такой ответ, кажется, устроил. Он улыбнулся, перевел тему. Еще немного они постояли в тени липы, обсудили работу, а когда Октябрина напомнила, что спешит, Никита даже возгордился. Ему, наверное, было приятно, что Октябрина потратила на него свое время.

В кофейне тихо. Октябрина села за столик у окна, заказала любимый круассан с лососем и сыром с кофе, вытащила из сумки книжку и начала читать. Но чтение не продвинулось дальше десятой страницы. Октябрина глядела на еду, на красивый рисунок на пенке и думала, что Арсению такое место бы тоже могло понравиться. Тихая музыка и стук вилок о тарелки, аромат хрустящего слоеного теста, кофейных зерен и апельсинов, блестящие эклеры на полках и трюфельные шарики в шуршащих обертках. Кусочек Франции, до которой не добраться, часть Октябрининой жизни. В ней бы точно нашлось место Арсению.

По пути домой, на трамвае, Октябрина невольно задумалась о нем снова. Наверное потому, что Варе не позвонить и не написать – она уехала отдыхать с Колей на море, а Женя наверняка занята на свидании с Никитой и, хотелось надеяться, хорошо проводит время, хоть поверить в это и сложно. Может, виной тому сообщение от Романа, может, написанный отпиской ответ, но образ Арсения снова появился перед глазами. Октябрина видела его на соседнем сидении, почти бестелесного, светлого. О нем не получалось думать как о Романе – к Роману хотелось прикоснуться, хотя бы в начале, или чтобы он прикоснулся к ней. На Арсения хотелось смотреть, хотелось слушать его. Казалось, ни один человек на земле больше не мог сказать тех слов, что таил в себе призрачный, но самый реальный Арсений Бессмертный.

– Ничего себе имечко, а, – шепнула под нос Октябрина и улыбнулась. Хотелось рассмеяться, но даже улыбка оказалась спасительной. По телу разлилось приятное тепло, опухоль тоски на сердце полегчала, и дышать было проще. Октябрина дышала, вдыхала спертый трамвайный воздух и боялась, что свалится без сознания – настолько он был пьянящий. Трамвай проехал мимо моста, мимо дома, который снился в кошмарах. Октябрина улыбалась. До самого дома она не могла перестать радоваться своим мыслям.

Тишина в квартире Октябрину испугала. Уехать без предупреждения Галина Георгиевна никак не могла, собраться за несколько часов тоже. Октябрина тихо закрыла за собой дверь, повесила ключи на крючок и разулась. На кухне ветер влетал в комнату, белые занавески призрачными руками тянулись к Октябрине. Галины Георгиевны у плиты нет. Октябрина заглянула в комнату, но Галины Георгиевны и там не увидела. Из комнаты Октябрины вышла Клюква, села в проходе и наклонила голову. Будто сказала: «Ее там нет, я уже проверила». В ванной комнате свет выключен, в туалете тоже. Оставался зал.

Октябрина по коридору шла по стеночке. Сверкающие картиночки домов, озер и гор в рамках поблескивали. Телевизор черной дырой, закупоренной в черный прямоугольный ящик, взирал на входящих.

– Катенька, ты уже пришла? – прошептала Галина Георгиевна и поправила меховой белый платок себя на плечах. – Я не слышала, как ты вошла.

Галина Георгиевна сидела в кресле напротив черного телевизора и смотрела в черное око так, словно оно могло дать ответы на все вопросы. Женщина осунулась, побледнела.

– Да я вот только зашла, – аккуратно начала Октябрина, присаживаясь на диван. – Галина Георгиевна, а что вы тут сидите?

– Да просто так сижу. Что ж мне еще делать, – выдохнула женщина и опустила голову на руки. Октябрина перевела взглядом следом и увидела, что в тонких пальцах Галины Георгиевны зажат ее простенький сенсорный телефон.

– Вам кто-то позвонил?

Галина Георгиевна хотела сказать что-то другое. На лице ее написан был длинный, складный ответ. Но бывает так, что слова слишком долго ждут свободы. Ответ Галины Георгиевны успел уже постареть.

– Сынок позвонил, сказал, что они в Турцию уехали, – вздохнула Галина Георгиевна и, кажется, смахнула ресницами слезы.

– Навсегда? – Октябрина даже подалась вперед.

– Говорят, что на два месяца. Может, к августу вернутся, если самолетов их не задержит. А то ж знаешь, бывает всякое. А там уже к школе деткам готовиться, когда ж там. – Галина Георгиевна вытащила из кармана халата платочек и потерла нос. – Не навсегда, Катенька, у них же тут все. Как же вот так бросить.

Октябрина сразу поняла, что не осознала главного – Галине Георгиевне не увидеть летом своих внуков. Обычно в июне она уже ехала в Воронеж, проводила время сначала одна на десяти сотках, сажала рассаду, поливала парники, болтала с подружками, ходила в гости, потом общалась с внуками, отпускала их на речку, а пока они купались, готовила вкусный обед и накрывала на стол даже друзьям. Возвращалась она только к концу августа – с кучей заготовок, воспоминаний и радости. А в этом году сын даже не приехал в мае, как обещал. Внуки не были у Галины Георгиевны с декабря и то – четыре дня слишком мало для бабушки. Каждой встречи она