Феликс рассмеялся.

— Вот именно. Тем более что на наших болотах водятсязвери пострашнее собаки Баскервилей. Пообещайте мне не заниматься больше детективнойдеятельностью. Это не для вас. Вы умные девочки, приметливые и можете случайновлипнуть во что-то… совсем не детское.

Неужели он видит в нас просто детей?

— А я, со своей стороны, обещаю вам принять все мерыпредосторожности. Видите, я уже стал конспиратором: кроме вас и Федора, ни однаживая душа не знает, что я уже в Москве. Таким образом, я надеюсь кое-чтоважное выяснить. Итак, мы договорились — никакой детективной деятельности?

— Договорились, — вяло пробормотали мы сМатильдой.

— Ну и отлично! Мороженого больше не хотите? Нет? ТогдаФедор вас сейчас отвезет. Федя! Бросай свой хоккей и отвези девочек!

Когда мы вылезли из машины у моего подъезда, Мотька вдругпредложила:

— Давай посидим на лавочке.

— Давай.

Мне тоже не хотелось сразу идти домой.

— Ну, и что ты думаешь обо всем этом? — спросилаона.

— Не знаю еще, не разобралась.

— Как ты считаешь, он просил нас бросить детективнуюдеятельность вообще или только в том, что его касается?

— Думаю, вообще…

— А по-моему, это не его дело! — вскипела вдругМатильда. — Посмотрела бы я, где бы он был, если б не наша деятельность!Скажешь — нет?

— Знаешь, Матильда, раз он не хочет, чтобы мы егоделами занимались, бог с ним. А наши дела — это наши дела! Будем считать, что спервой задачей «Квартет» справился. А дальше… Пока будем торговать, денежкизарабатывать, — глядишь, и ещё что-то подвернется…

— Так-то оно так, но жалко, что мы не узнаем ничего проэту Шуркову. Виновата она или нет? Тот это парень или другой? Черт, надо быловзять с него слово, что он нам все расскажет… А мы, дуры стоеросовые,рассиропились от его красоты и мороженого…

Немного помолчав, Мотька вдруг задумчиво проговорила:

— Кажется, я понимаю, что происходит с его женщинами.Они при нем дуреют, крыша у них едет, а потом, как опомнятся… Одна мчится изПитера с ним поговорить, другая вовсе киллера нанимает…

— Наверное, ты права, — засмеялась я. —Ладно, черт с ним. Пусть живет, как хочет. А как тебе Ниночка? — перевелая разговор.

— Ужасно славная! Я думала, у Игоря Васильевича женабудет невесть какая красавица, а эта… она лучше, чем красавица, правда?

— Правда!

— Ась, а мальчишкам скажем про сегодняшнее?

— Наверное, надо сказать, а то они не поймут, почему мыот этого дела отказались.

— А пленку по вечерам будешь слушать?

— Да надо бы… мало ли что…

— Ладно, Аська, пойду я домой…

Прошло несколько дней. В доме началась подготовка кконцерту. Дед усиленно занимался с Александром Ефимовичем. Я водила Ниночку-поМоскве. А тетя Липа и мама готовились к приему гостей, приглашенных к нам послеконцерта. Дед позвал своих самых близких друзей, чтобы познакомить всех сНиночкой.

— Ася, я так волнуюсь! — призналась она во времяодной из наших прогулок.

— Из-за концерта?

— Из-за концерта тоже, но больше из-за этого приема!

Мне стало смешно — веселые посиделки у нас за столом никакнельзя было назвать приемом.

— Не волнуйся, Ниночка, это не прием, это просто гости!

— Я что-то не поняла?

— Да! Придут близкие люди, сразу сядут за стол, будутпить, есть, рассказывать веселые истории, спорить о политике, только и всего.

— Сразу за стол? — удивилась Ниночка.

— Ну да! И вообще, что ты волнуешься — если ты дажемаме и Липочке понравилась, то про других и говорить не стоит!

— Значит, это победа? — улыбнулась Ниночка.

— Конечно! Нина, а где ты с дедом познакомилась?

— В театре! О, это очень смешная история, он тебе нерассказывал?

— Нет!

— Иду я однажды по коридору в театре, тороплюсь,сворачиваю за угол и налетаю на какого-то человека, — вернее, он на меняналетает и сбивает с ног, он ведь такой огромный! Я упала, ушиблась. Он,конечно, поднимает меня, просит прощения по-французски, а потом начинаетругаться по-русски: «Вот окаянная баба, на ногах стоять не может, а туда же, вбалет! Черт бы побрал этих француженок, мелкие, и не заметишь!» Я его, конечно,сразу узнала, и такой меня смех разобрал. Послушала я ещё его брань, а потомговорю по-русски: «Мсье Потоцкий, нельзя ли полегче?» Он на меня глазавытаращил, — счастливо засмеялась Ниночка, — рот открыл, да так иостался стоять, а я повернулась на каблуках и ушла. Но он скоро нашел меня ипригласил на свой концерт. И знаешь, Ася, он пел, все время глядя на меня.Поначалу даже неловко было, люди обращали на меня внимание, а потом я такойсчастливой себя почувствовала… Вот так мы и познакомились.

— Здорово! А ты поняла, почему он ругался?

— Конечно! Потому что чувствовал себя виноватым.

— Да, он всегда ругается, когда виноват!

Концерт был назначен на субботу. С утра в доме царила благоговейнаятишина, все ходили на цыпочках, в дедушкиной комнате телефон был отключен, тетяЛипа оглядывала со всех сторон дедушкин фрак, нет ли где не дай богкакой-нибудь пылинки или ворсинки. Включать телевизор запрещалоськатегорически, и я решила пойти с Лордом на сквер. Наверное, там Митя гуляет сДжонни. Из-за прогулок с Ниночкой я уже несколько дней не видела ни Митю, ниКостю.

Во дворе мне встретился Феликс.

— Асенька, добрый день!

— Добрый день!

— Асенька, я хочу сказать, что ваши подозрения были необоснованны!Аня ни в чем не виновата! Еще раз спасибо за заботу! Увидимся наконцерте! — бросил он и вошел в подъезд.

Я застыла на месте, а потом повернула в другую сторону ипошла к Мотьке.

Мотька как раз собиралась в магазин.

— Что-то стряслось? — спросила она.

— Ничего особенного, но мне Феликс только что сказал,что эта Шуркова ни в чем не виновата!

— Так я и поверила!

— Знаешь, я её не видела, но мне тоже почему-токажется, что он ошибается.

— Ага! Это женская интуиция!

— Что же делать? Он ведь не хочет, чтоб мы этимзанимались, считает её невиновной, и, значит… ему грозит опасность?!

— То-то и оно! Я думаю, надо плюнуть на все егозапреты, какое он имеет право что-то нам запрещать, в конце-то концов! Аська,давай сбегаем сейчас в магазин, а потом смотаемся по-быстрому на Ломоносовский.