— У нас же были собеседования…

— Конечно. Собеседования и всё такое… Иоанн, главной идеей Аббертона было воспитать людей, которые могут принимать решения. Понимаешь? Принимать сложные решения, аналитически мыслить, но при этом уметь брать на себя ответственность. Настоящих политиков, не обслуживающий персонал — экспертов в финансах или энергетике, а людей, которые смогут занять перворанговые посты и, взвесив все «за» и «против», принять решение.

— Отец, я понимаю…

— Тебе двадцать четыре года, Иоанн, — продолжал отец, и Иоанн услышал собственную интонацию. — Перед тобой открыты все дороги, и тебе нужно самому решить, чем ты будешь заниматься. Хочешь быть политиком — пожалуйста, тебе будут рады в любой партии, ты можешь избраться в палату общин, можешь пойти в Европейский парламент… Хочешь стать дипломатом — иди в Форин-офис, тебя там ждут… Или, может быть, ты хочешь заняться бизнесом? Я могу передать тебе в управление часть активов семьи, пожалуйста, организуй инвестиционный фонд или купи акции какой-нибудь компании, создай портфель, я подскажу тебе, войди в совет директоров… Иоанн, дорогой, я не могу решать за тебя…

Он перевёл дыхание.

— Могу, но не должен, не хочу, потому что тогда проект «Аббертон» следует закрыть. Мы хотели воспитать самостоятельных и самодостаточных людей, политиков и управленцев нового поколения. Профессионалов. Тебе двадцать четыре, и пора взять на себя ответственность хотя бы за своё будущее и за будущее нашей семьи. Мелисса талантливый юрист, но ей не хватает концентрации, ей ещё хочется погулять, поноситься с ветерком, нужно ещё подрасти… Она ещё ребёнок. А для тебя, Иоанн, нет таких оправданий. Ты должен был войти в молодую политическую элиту всего человечества. Так что возьми себя в руки и, будь добр, сам определи, чем ты собираешься заняться через месяц, когда на тебя под аплодисменты наденут мантию доктора.

— Пап… — Иоанну срочно нужно были слова. Их не было. Отец махнул рукой.

— Ты меня понял?

— Да…

— Я рад, что ты написал книжку, что она нравится Бишопу… Но это всё несерьёзно.

— Прости, я не думал, что ты так… Я подумаю, конечно, прости меня… — на набережной гудели машины, скапливалась пробка. Над Темзой в вышине плыли тёмные облака. Начинался дождь. — Я обещаю тебе…

— Вот и хорошо, — сказал отец. — Пошли, у меня через пять минут прямая линяя с Брюсселем, а тебя заждалась сестра.

На защите диссертации Иоанна государственный секретарь Форин-офиса Великобритании не присутствовал, но через пару дней Иоанн всё же познакомился с ним. Они с отцом встречали его у парадного входа особняка в Фарнборо. Госсекретарь оказался ниже ростом, чем ожидал Иоанн; он приехал без помощников, сам вёл машину и был в летнем бежевом костюме.

Пожал Иоанну руку, поцеловал мать и сестру, обнялся с отцом и прошёл в его кабинет. Они беседовали наедине около часа, но затем дворецкий вышел из дома на лужайку, где пили чай в ожидании главы семейства и гостя остальные члены семьи, и сообщил, что отец зовёт Иоанна.

В большом кабинете отца старинный дубовый стол и шкафы XVIII века сочетались с широким монитором во всю стену, стеклянным зеркальным столиком и серебристыми креслами. Другая стена была прозрачной, из неё открывался вид на прудик с фонтаном в форме рыбы. Тихо шумел кондиционер.

— Извините, Иоанн, что не смог побывать на вашей защите, — сказал госсекретарь. — Я очень хотел, честно. Ваш отец не даст соврать.

— Спасибо, — Иоанн сел напротив. — Рад, что вас заинтересовало….

— Но я прочитал вашу диссертацию, — госсекретарь переглянулся с отцом, — и ваш доклад по состоянию дел в Турции.

Он помолчал.

— Вы правда считаете, что, несмотря на общественный резонанс, принять Турцию в ЕС нужно как можно скорее?

— Да, — подтвердил Иоанн. — Я написал…

— Сформулируйте ещё раз, в двух словах.

— Их может утянуть в орбиту мусульманского мира, — пожал плечами Иоанн. — Зачем нам конфликт цивилизаций и религий? Сила западного мира всегда была в другом.

— Со времён Византии?

— Да, со времён Византии.

— Иоанн, понимаете, какая штука… — Госсекретарь откинулся на спинку кресла и посмотрел в потолок. — Мы занимаемся политикой, а не идеями.

— Тогда я бы сказал так… от таких союзников не отказываются.

Госсекретарь покачал головой. У Чарльза Касидроу зазвонил телефон, и он оставил их наедине.

— Я хотел бы поздравить вас с успехом, — сказал госсекретарь. — Вы один из первых выпускников Аббертона… Политическая академия имеет огромный потенциал. Пока вашего отца нет, я скажу вам начистоту… Ваш отец не хотел бы, чтобы я разглашал кое-какую информацию, даже вам… Скажу так, мы с вашим отцом планируем одну масштабную реформу. Общеевропейскую реформу, вы понимаете?

— Понимаю, — кивнул Иоанн.

— Пока мы не достигли взаимопонимания с премьер-министром, но думаем, что эту реформу, возможно, стоит инициировать изнутри… — он задумался. — Европейский союз сейчас сформировал единое внешнеполитическое ведомство, вы, наверное, слышали об этом?

— Да, не только слышал, экзамен сдавал на эту тему.

— Теперь я из своего кабинета в основном звоню внутрь Европы, — министр почесал гладко выбритую щёку. — Времена меняются, да. Вы не хотели бы поработать в представительстве Европейского союза в Джакарте?

— В Джакарте? — переспросил Иоанн.

— Да, именно в Джакарте, в Индонезии, — госсекретарь прервал его вопрос взмахом руки. — Я объясню. Представительство ЕС — это не посольство. Вам не придётся слушать постоянные указания из Брюсселя, обслуживать визиты начальства и выдавать визы. Представительство ЕС будет заниматься обеспечением безопасности в регионе. Мы с вашим отцом… хотим попробовать в этом деле выпускника Аббертона, то есть вас. Такой эксперимент: мы хотим понять, чему вас там научили, на что вы способны. Без обид. Что скажете?

— Но я никогда не интересовался Индонезией, — ответил Иоанн. — Никогда там не был, не очень хорошо разбираюсь в современном исламе, не знаю языка…

— Да кому он сейчас нужен, этот индонезийский? — воскликнул госсекретарь. — Мой дорогой Иоанн, говорить вы будете по-американски и по-китайски, понимаете, о чём я?..

Алессандро Вита навсегда запомнил этот день. Ему восемь лет, и он вернулся домой из школы. С начала сентября похолодало, но в полдень температура поднялась до двадцати трёх по Цельсию, и Алессандро шёл домой, подставив лицо тёплому солнцу. «В школьной форме жарковато, — подумал он, — и хотя мама говорит, что нужно быть аккуратным, что ветер с моря, но я же не иду по морю, значит, мне вовсе не обязательно одеваться тепло».

Он поднялся в квартиру на восьмом этаже. Лифт не работал, но юный Алессандро играючи взбежал по лестнице наверх. Позвонил в дверь и громко постучал в неё. Мама открыла, он вошёл и переоделся. Пообедали, Алессандро ушёл к себе в комнату делать уроки, потом из школы вернулся старший брат, и они решили пойти играть на улице.