Все верно. Не могли, не успевали они вывезти все, что прятали в доме. Такого никогда не было: в доме всегда оставался хотя бы один из жильцов. Так должно было быть всегда, даже когда Нику лично не наблюдал за скрытными соседями из своего окна. Теперь их в особняке не было. Зато здесь был Нику, и в его голове была пустота и отчаяние. Разве что зайти в кухню, заглянуть в духовку и в холодильник. Последний, кстати, мог выдать незваного гостя ярким светом из-за дверцы.

Он спрятал мобильник, и уже через несколько шагов пожалел об этом. Ногой ударился об угол стола, и пока соображал, что не заметил его не столько из-за мобильника в кармане, сколько из-за слишком яркого впечатления, произведенного собственным изображением в шкафе, бедро все сильнее наливалось болью. Утром можно будет воочию убедиться, какой там выскочит синяк. Главное – убраться отсюда до этого сама утра.

Мстить тупой мебели времени не было, но Нику все же не сдержался. Толкнул стол ладонью – тот даже не шевельнулся. Взялся за стол обеими руками – тот же результат. Вынув из кармана телефон, Нику осторожно присел, выругавшись от натянувшейся болью на бедре мышцы. Так и есть – стол оказался прибит к полу. Он снова спрятал телефон и, нащупывая стол руками, осторожно обошел все его четыре стороны. Стол был небольшим и квадратным, полтора на полтора метра. Нику снова толкнул его, на этот раз не в сторону, а попытался приподнять и стол – ну надо же, – подчинился.

Стол опрокидывался вместе с квадратом пола под ним, и Нику, держа стол одной рукой, второй светил экраном мобильного в открывающуюся пустоту. Беречь стол не стал – последним усилием толкнул его так, что тот громыхнулся о пол. Осторожно присел на корточки, сообразив, что в такой темени недолго и шею свернуть. Определив край входа в подземелье, сел на него, спустив ноги вниз. Под ногами ничего не было, только так похожая на умиротворение пустота. Мобильник показывал половину четвертого: через час начнет светать. Опираясь на локти, Нику постепенно опустил тело, пока затылком не коснулся пола.

Сон догнал его – в предверии неизвестности, перед лицом пустоты.

* * *

Он вспомнил, как однажды уснул стоя. Ему было двадцать, но в окружении Влада Цыгана его уже знали как подающего надежды домушника, и единственное, что можно было сказать о его будущем – то, что тюрьма у Нику не за горами. Он и в самом деле сел, уже через год, но первую свою отсидку помнил неважно. В отличие от случая в троллейбусе, когда он уснул, держась рукой за поручень.

Троллейбус резко затормозил, и Нику свалился на пол – вместе с деньгами, разлетевшимися из его наплечной сумки. Больше всех досталось водителю: пассажиры громко проклинали его за внезапное торможение, жалели Нику и честно вернули все разлетевшиеся по салону купюры. Нику сошел на первой же остановке, от греха подальше и от вызревающих подозрений. Возвращенные до единого лея деньги он за полчаса до происшествия вынес из пятикомнатной квартиры на Московском проспекте.

Теперь его троллейбусное воспоминание лишалось исключительности: стоя он засыпал во второй раз в жизни. Он даже не мог точно сказать, сколько времени он оставался один, покинутый доктором Скрипченко, закованный в нутро белого манекена. Он чувствовал, что засыпает, но не понял, когда именно уснул, а главное – сколько проспал. Ему казалось, не менее часа, на самом деле, видимо, минут десять. Едва навалившись, сон стал разваливаться, растворяться от голосов, вторгавшихся в сознание Нику, еще полусонное, уже всплывающее на поверхность бодрствования.

Открыв глаза, Нику сразу вспомнил, где он. Перед ним материализовывались разбудившие его голоса. Это были девушки, много девушек, человек двадцать. Они заполняли помещения, садились за расставленные по обе стороны от манекена столы, каждая за отдельный стол. Им было весело и легко, они перебрасывались шутками и вскоре огромное помещение своим гвалтом, в котором теряется объявление по внутренней связи, напоминало зал ожидания.

Шум стал стихать, когда в зал вошла блондинка в светлых летних сапожках и в зеленом платье, приталенном и коротком.

– Рада вас всех снова видеть! – бросила она, и пока девушки отвечали ей радостным гулом, направилась прямиком к манекену.

У Нику сами собой дернулись было руки – прикрыть достоинство, но, вспомнив о том, что шевелиться он не может, Нику понял, что движение произошло только в его голове, оставшись, само собой, незамеченным окружающими. Прямо перед его лицом блондинка свернула, и Нику мог поспорить – конечно, если бы его вытащили из этого проклятого манекена, чтобы он мог протянуть руку, – что девушка мигнула. Отчетливо мигнула одним глазом, глядя Нику прямо в глаза. Поделиться удивлением он не успел: рот ему заклеяло чем-то липким и плотным сразу после того, как в пояснице что-то опять пошевелилось. У него было ощущение, что ему внутри пощекотали почки.

Он попытался открыть рот – бесполезно. Попытался издать звук – не вышло даже слышного одного ему мычания.

– Расслабься, красавчик, – услышал он в левом ухе и снова увидел прямо перед собой блондинку.

Она снова мигнула, зная, что теперь у него отпали последние сомнения в отношении первой встречи их глаз. Нику напрягся что было сил, но добился лишь того, что у него зазвенело в ушах. Рот был заклеен точно и надежно, так, чтобы оставить открытыми ноздри, но не дать ни единой возможности издать хотя бы подобие звука.

– Ну что, девчонки, – сказала блондинка в зеленом, остановившись метрах в пяти от Нику, – тот факт, что все вы снова здесь, дает мне право сделать один вывод. А именно, что наши предыдущие шесть занятий не прошли даром. Надеюсь, многие из вас уже смогли убедиться в собственном прогрессе на примерах ваших возлюбленных. Или я не права?

Выждав, когда стихнет всеобщее ликование в честь подтверждения ее версии, блондинка гордо взмахнула своими распущенными волосами.

– Полагаю, вы убедились в эффективности моего авторского курса, а главное, в этом убедились ваши любимые мужчины, – она кивнула игривому оживлению девушек. – Но сегодня наше занятие пройдет не совсем обычно. Как видите, у вас на столах отсутствуют уже полюбившиеся вам тренажеры.

Бутылки! Салфетки! Кто-то принес их, пока Нику спал, лежал в забытьи, кто-то бесшумно расставил пластиковые бутылки с водой, разложил салфетки по столам.

– Но вода и салфетки нам по-прежнему будут нужны, – подтвердила блодинка. – Мы ведь себя любим, а, девчонки?

– Больше всех!

– Любим!

– Еще как!

– Любим себя больше всех, – суммировала восторженные возгласы блондинка. – По крайней мере на словах. Хотя, если вспомнить, чему мы научились на предыдущих занятиях… Кстати, чему мы научились?

– Технике орального секса!

– Это всего лишь название курса. Глубже, девочки! Включайте воображение!

– Мы научились доставлять мужчине райское наслаждение.

– Есть. Еще?

– Делать его властелином мира.

– Ну, разве что так, – усмехнулась блондинка. – Засчитано. Еще что?