Два дня назад Петр позвонил Милене и предупредил ее о том, что если немцы будут спрашивать о нем, то надо говорить, что он работает в фирме, занимающейся разведкой полезных ископаемых. Это сыграло главенствующую роль сейчас, в момент допроса.

– Что за фирма, от которой сюда должен был прибыть Петр Шнайдер? – Вальц впервые назвал его так.

– Не могу сказать, трудное название.

– Случаем не «Ауэргезельшафт»?

– Да-да, именно она.

Вальц тяжело вздохнул. Опять этот «Ауэргезельшафт». Снова все красиво получается, но не в пользу Вальца. Похоже, его кто-то водит за нос. Конечно, он мог бы ее арестовать, допросить, как и этого Рауша-Шнайдера. Но арест насторожит Разумовского, и он может вообще исчезнуть. А этот человек ему ой как нужен. Да и жалко арестовывать такую красивую женщину, да еще и дочь бургомистра, пусть бывшего.

Вальц поднялся и стал расхаживать взад-вперед по кабинету.

– Не скрою, Петр Шнайдер очень похож на одного человека, которого мы разыскиваем, – сказал он. – Вы не сомневаетесь в том, что он ни в чем не виноват. Но я должен быть полностью уверен в этом. Как только у меня на руках будут некоторые документы, запрошенные нами, я сразу же прикажу его освободить.

– Как скоро это произойдет?

– Фрейлейн, вы требуете от меня слишком многого. – Вальц расплылся в улыбке и тут же добавил: – Не смею вас больше задерживать.

Милена шла быстрым шагом, почти бежала. Нервы ее были на пределе. Она понимала, что в любой момент может быть арестована. Но бросить Петра? Не узнать, за что гестаповцы содержат его в камере? Это было выше ее сил.

Скрип автомобильных тормозов заставил ее остановиться.

Дверца открылась. Вальц вышел из машины. На его лице была та же самая слащавая улыбка, с которой он провожал Милену пять минут назад.

– Прошу извинить, фрейлейн, но я вижу, что вы очень устали. Приход к нам в гестапо явился для вас стрессом. Поэтому я считаю своим долгом подвезти вас до дома.

– Спасибо, но я сама, – заявила Милена и окинула начальника гестапо гордым взглядом.

– Да что вы, – запротестовал тот. – Прошу садиться.

Милена поняла, что отказываться бесполезно. Они с Вальце расположились на заднем сиденье. Шофер, немолодой мужчина в штатском, стронул машину с места.

Чтобы разрядить обстановку, Вальц принялся рассказывать Милене о своих молодых годах, родном Мюнхене, походах в горы. О своей службе в концлагерях он, естественно, не распространялся.

«Сейчас полезет под юбку», – подумала Милена.

Она помнила, каким лукавым взглядом Вальц смотрел на нее в своем кабинете.

Но начальник гестапо вел себя на удивление корректно.

Ехать пришлось недолго.

– Притормозите, Генрих, – скомандовал Вальц шоферу на перекрестке и спросил Милену: – Вам куда? Налево или направо?

Дорога к дому Милены вела налево. Но она была вся в рытвинах и колдобинах, что делало ее совершенно непригодной для поездки. Осенью по этой дороге проходила немецкая танковая колонна. После этого никто не собирался ее ремонтировать.

Милена видела замешательство шофера, удивленный взгляд Вальца и сразу же отреагировала на это:

– Спасибо, дальше я пойду сама.

Вальц помог ей выйти из машины.

– Всего доброго, фрейлейн. Не волнуйтесь, мы разберемся.

Когда машина Вальца отъехала, Милена устало оперлась рукой о ствол тополя, растущего у дороги. Ей не хватало воздуха, давило в груди. Она проводила взглядом ненавистный «Опель».

Тот проехал метров двести и остановился у шлагбаума, где на обочине дороги стояли четыре мотоцикла с колясками. Офицер, скорее всего, начальник караула, взметнул в знак приветствия руку, после чего шлагбаум поднялся. Два мотоцикла спереди, два сзади. Небольшая колонна быстро удалилась по дороге в сторону леса.

Двухмоторный «Дуглас» мерно гудел в ночном небе. Внизу, под крылом самолета медленно плыла земля, окутанная сгустками облаков. Еще час назад командир разведывательной группы майор Костров, радист Иванчук, подрывник Асланян, переводчик и знаток местности чех Ян Клапач и, наконец, он, старший лейтенант Званцев стояли на взлетной полосе и запоминали последние указания полковника Балезина. Затем взревели моторы, и бойцы услышали последнее напутственное слово полковника: «Вперед!».

Теперь все пятеро, а также военврач Каминский сидели в самолете по трое на скамейках вдоль бортов.

Экипаж «Дугласа» должен был доставить разведгруппу на партизанский аэродром, передать советско-чехословацкому отряду Коваленко оружие, обмундирование, медикаменты и запасные батареи для рации, после чего забрать раненых, больных и вернуться домой.

Звук моторов напоминал Званцеву молодость, родной заводской аэроклуб и первый прыжок с парашютом. Сейчас у всех пассажиров «Дугласа» тоже были парашюты, но только для крайнего случая. Партизаны ждали самолет, заблаговременно и тщательно подготовили взлетно-посадочную полосу.

Погода благоприятствовала полету. Мелкий дождь и плотная облачность служили надежным прикрытием от истребителей. Но все-таки все напряглись, когда инструктор Гурин, сопровождавший группу, вышел из пилотской кабины и объявил, что самолет приближается к линии фронта. «Дуглас» начал круто набирать высоту, затем с приглушенными моторами, почти планируя, продолжил почти бесшумно двигаться вперед.

Гурин был в форменной фуражке и меховой куртке. Остальные шестеро были экипированы как десантники.

Минут через пять после прохождения опасной зоны, когда «Дуглас» уже шел на малой высоте над восточными отрогами Чешских Татр, Гурин снова вышел к группе и показал условным знаком:

«Все нормально, линию фронта мы прошли!».

Но радость была преждевременной. Неожиданно самолет основательно тряхнуло. Справа по борту разорвался снаряд немецкой зенитки. «Дуглас» попытался уйти от беды, стал снова набирать высоту. Заревели моторы. Скорость 350, высота 4000. Машину опять тряхнуло взрывной волной.

– Твою мать! – выругался Гурин. – Откуда они, суки, взялись? Ведь это уже их тыл. Неделю назад здесь пролетали, никаких зениток не было.

Грохнул еще один взрыв, и загорелся правый двигатель. Машина легла на крыло и стала резко снижаться.

– Прыгай! – заорал Гурин.

Он попытался открыть правую дверцу, но она деформировалась и не поддавалась. Гурину с большим трудом удалось распахнуть левую.

Первым выпрыгнул Званцев, сидевший к ней ближе всех.

Ночная тьма. Внизу чужая земля. Он приземлился довольно удачно и первым делом глянул в небо. Там никого, ни одного парашюта.

«Почему? – подумал Игорь. – Кругом горные вершины. Может, они скрывают моих товарищей, спускающихся на парашютах? Единственное, что меня сейчас радует, так это то, что взрыва не было слышно. Значит, самолет, скорее всего, цел, дотянул до партизан».