Наш путь лежал по красивейшему кованому мосту, потом мы прошли еще довольно длинный отрезок — Лидия не знала усталости, — перешли несколько речушек и, наконец, прибыли в конечный пункт назначения, Сант — Альвизе, женский монастырь, современный нашему сгинувшему в веках Ле-Вирджини.

— Это чтобы у тебя примерное представление появилось, — пояснила Лидия. — Здешние монахини тоже происходили из знатного сословия, а монастырь, хоть и помладше Ле-Вирджини, но вполне выдающийся.

Перед нами высились внушительные готические здания.

Мы вошли в церковь и сразу же наткнулись взглядом на нелепое кирпичное сооружение, водруженное на колонны и нависшее над головой.

— Это хоры, — раскрыла тайну Лидия. — Туда можно пройти из жилых помещений, и, как видишь, монахини совершенно скрыты от глаз за этой стенкой. И литургии они слушали оттуда. Их пение, наверное, казалось слегка эфемерным, небесным. Так было, конечно, уже после затвора. Их просто стерли из жизни.

Кирпичная стена в этом очень симпатичном церковном интерьере казалась настолько чужеродной, грубой и неприступной, что меня замутило.

— Мерзость, — прошептала я.

— Ле-Вирджини угодил прямиком под раздачу, — продолжала Лидия, — слишком намозолили глаза своей свободой. А вместе с ним Ла-Челестиа и Сан-Дзаккариа. Удивительно, — она рассмеялась, — в здании Сан-Дзаккариа сейчас обосновались карабинеры, итальянская военизированная полиция. Ирония судьбы.

Проникнувшись глубиной собственной свободы, мы отправились из церкви на поиски места, где можно было бы перекусить. Лидия выбрала тратторию в тихой и непритязательной части города — по сравнению с Сан-Марко просто параллельная вселенная. Она отлично ориентировалась в Венеции. Мы сели за маленький столик, заказали пасту и вино. Тогда я и задала свой вопрос:

— Можно доверить тебе кое-что, но только строго между нами?

— Конечно, Нел, даже не спрашивай.

— Лидия, это невероятно. Мы, кажется, сделали потрясающее открытие. Просто сногсшибательное, если наши предположения подтвердятся. Маттео хорошо подкован, только он все-таки реставратор, прекрасный специалист, но не историк, в отличие от тех же Ренцо или Рональда. А нам нужен кто-нибудь с соответствующей подготовкой. Ренцо мы пока довериться не готовы, поэтому подумали, вдруг Рональд мог бы помочь, просветить нас по кое-каким вопросам — он ведь не будет при этом чувствовать себя предателем по отношению к Ренцо?

Лидия рассмеялась.

— Рональд, конечно, благодарен Ренцо, но профессоре не единственный его наставник. Рональд необыкновенно умен. Не сомневаюсь, что он заинтересуется и поделится нужными вам сведениями. Ты представляешь себе мир искусства, Нел?

— Сама понимаешь, не особенно.

— Он такой же, как любой другой мир, поверь мне.

— Но Рональд ведь не станет присваивать ничего себе?

— Рональд крайне порядочный человек, он мне очень нравится. Даже больше, если хочешь знать. Я правильно догадываюсь, ты о Маттео печешься?

Я как-то об этом не думала. Мне казалось, я пекусь о нашей общей тайне. Но ради кого?

— Для него это очень важно, — сказала я вслух. — Он считает все это своей большой удачей, и фреску, и остальное. Так быстро все случилось. Открытие по праву принадлежит ему. Да, наверное, я о нем пекусь. Он, кажется, хороший человек. И симпатичный, а?

Лидия рассмеялась.

— Да, это правда.

— Но, Лидия, ты знаешь, что я замужем?

— Нел, я о тебе почти ничего не знаю, кроме очевидного.

— Так вот, я замужем. Не сказать, чтобы очень счастлива, правда.

— Что, к сожалению, не редкость. Давно?

— Замужем или несчастлива? Если первое, то восемь лет, если второе — то лет пять. Мой муж вроде черной дыры, которая меня поглотила. Все, конечно, гораздо сложнее, но я определенно замучилась, а ему, кажется, все равно. Это не моя жизнь. Это вообще не жизнь. Может, он и не виноват, только здесь у меня, наконец, открылись глаза. Я не хочу возвращаться в то состояние, в котором я сюда приехала, тысячу или сколько там лет назад. Я не могу просто раствориться в воздухе. Он тоже, по-моему, не получает полной отдачи, но это не мешает ему продолжать заниматься тем, чем он занимается. Прости, я не собиралась на тебя это все вываливать…

— Ерунда. У меня тоже за плечами похожие отношения, — если их, конечно, можно так назвать.

— Я не знаю, как быть. У меня осталось меньше двух недель, а потом я встречаюсь с ним в Риме и лечу домой.

— А отложить нельзя?

— Как? Я и так уже здесь задержалась. Тогда придется идти на открытый конфликт, а я этого боюсь. Если с ним начать что-то обсуждать, он меня снова задавит. Он на это мастер.

— Понятно. Мой тебе совет — если хочешь совета, — Лидия наполнила наши опустевшие бокалы, — помнить, что книга делится на главы. У меня у самой было несколько. Некоторые прописаны лучше, другие хуже, но книга не закончится, пока не перевернута последняя страница. Не хотелось бы видеть, как ты ломаешь ногти, расковыривая стену в поисках хлеба насущного, как наши знакомые из Ле-Вирджини. Так что если в душе ты готова совершить скачок, то прыгай. Подходящий момент, когда нужно отважиться, приходит и уходит. Жизнь одна. У тебя есть друзья, ты не пропадешь. И он тоже, я уверена. А ты можешь обрести счастье. Только представь. — И неизменная улыбка.

— Лидия, ты замечательная, добрая американка.

— Ты тоже, подруга, — ответила она, со смехом поднимая бокал.

Я снова отправилась на прогулку. Лидия поговорит с Рональдом, а потом с нами свяжется. Она ведь и сама — часть приключения, решила я. Что бы мы без нее делали? Я заряжалась от нее силой духа и оптимизмом, с ней мне делалось спокойнее. А теперь, в одиночестве, меня снова охватили страх и неожиданная нежность к Энтони. Странно было говорить о нем как о постороннем. Когда-то он казался мне не просто спасителем, но и лучшим другом. Однако при мысли о том, что придется снова прокрутить в голове все сначала, наступало отупение. В последние годы, когда он уезжал с турами, я, воспрянув духом и собравшись с силами, начинала верить, что смогу все наладить, главное — не опускать руки и быть начеку. Ничего не выходило.

Помню, как сидела, изнывая от одиночества, а он порхал, насвистывая, по дому, отвечал на звонки, ходил в спортзал, выгуливал свою дочку, встречался с соавторами, секретарями и агентами. И ни разу не поинтересовался: «Как ты тут, Нел?» Нет. Нет и нет. Назад я не вернусь. Нечего раскисать. На сентиментальных соплях далеко не уедешь. Но как тогда быть? Разводиться? Даже представить себе не могу, как это будет. Может, ему окажется все равно, — а что, запросто. С чего бы мы начали разговор? Что бы я сказала?

— Ушла в себя? — окликнул знакомый голос.

— Маттео! — возмущенно обернулась я. — Ты меня напугал. Что ты здесь делаешь?