Именно в таких случаях становилось абсолютно очевидно, что семеро американских астронавтов – совершенно разные люди. Гленн, похоже, принял правила игры. Ему всегда не хватало улыбок и рукопожатий, и у него всегда были наготове эти самые «несколько слов». Более того, вернувшись в Лэнгли, он отправлял открытки рабочим, с которыми встречался на сборочных предприятиях, и скупо хвалил их, словно они трудились над проектом вместе, были партнерами в этой великой авантюре, и он, астронавт, никогда не забудет сияющую физиономию сварщика. Идея, поддерживаемая НАСА, состояла в том, что астронавт должен оказывать влияние на всех поставщиков: это обеспечивало безопасность, надежность и эффективность работы.

Как ни странно, но это действовало. Когда Гас Гриссом отправился в Сан-Диего на завод компании «Конвэйр», где работали над ракетой «Атлас», ему пришлось гораздо тяжелее, чем Куперу. Уговорить Гаса «просто сказать несколько слов» – это было все равно что вручить ему нож и попросить вскрыть себе вены. Но сотни рабочих собрались в актовом зале завода, чтобы увидеть Гаса и остальных астронавтов, и все они лучезарно улыбались. Заводское начальство произнесло небольшую речь, а потом сказать несколько слов предложили астронавтам, и, когда очередь дошла до Гаса, он вдруг впал в оцепенение. Он открыл рот и выдавил из себя: «Ну… работайте как следует!» Это было ироническое замечание подразумевавшее продолжение: «…потому что именно моя задница усядется на вашу диковинную ракету». Но рабочие начали радоваться, как безумные. Они радовались так, будто услышали самые волнующие и вдохновляющие слова в своей жизни. «Работайте как следует!» В конце концов, на верхушку нашей ракеты усядется задница малыша Гаса! Они стояли так целую вечность и радовались от души, а Гас смотрел на них отсутствующим взглядом с балкона папы римского. И это еще не все. Рабочие – именно они, а не администрация, – изготовили потом огромный транспарант и растянули его высоко в пролете между колоннами; надпись гласила: «Работайте как следует».

Все эти люди с их сочувствующими улыбками не просили многого. Достаточно было нескольких слов. «Работайте как следует!» Но от этого выступать на публике Куперу было не легче. Он находился в одной лодке с Гасом и Диком, которые, когда дело доходило до публичных выступлений, вели себя вовсе не так, как Франклин Д. Рузвельт. Во время этих поездок все кидались на них – конгрессмены и бизнесмены, директора и президенты всевозможных компаний. Каждый смелый житель города хотел побыть рядом с астронавтом. Сначала этим людям хватало десяти-пятнадцати минут – подышать тем же воздухом, что и самые знаменитые американцы, и побыть в том же пространстве, что и их знаменитые тела. Но потом они начинали смотреть на тебя… и ждать. Чего? Черт побери, они ждали, что ты скажешь несколько слов! Они хотели чего-нибудь «горяченького»! Раз уж ты был одним из семерых величайших пилотов и храбрейших людей Америки, то, очевидно, ты должен был рассказать нечто захватывающее. «Парочку военных историй, парень!» И ты сидел там, словно зажатый в тисках, отчаянно пытаясь думать о чем-нибудь – о чем угодно, – и становился все мрачнее и мрачнее. А свет нимба больше не сиял вокруг тебя.

Именно в таких случаях трое пилотов военно-воздушных сил – Купер, Гас и Дик – жалели о том, что они не похожи на Алана Шепарда. Вот у кого не было проблем. Шепард появлялся перед публикой не чаще, чем они. Но Эл в любой момент мог «переключить передачи». Он окончил Морскую академию и, если нужно было обменяться теплыми приветствиями и поддержать светский разговор со всеми этими конгрессменами, председателями комитетов по недвижимости и винокурами, сделать импровизированное заявление, он без труда справлялся с задачей. Уолли Ширра тоже был выпускником Морской академии и тоже хорошо держался перед публикой. Уолли был славный парень, «летучий жокей» до мозга костей, но, общаясь с чужаками, он умел пустить в ход шарм старой академии. Что же касается еще одного парня из флота – Карпентера, – то он не оканчивал академии, но был самим воплощением обаяния и знал толк в светских манерах.

В авиации всей этой светской чепухой занимались очень мало, и, вероятно, поэтому Купер выглядел как типичный «синий мундир». Общение офицеров и джентльменов было сведено к минимуму. На большинстве баз единственными состоятельными местными жителями, приглашавшими офицеров на вечеринки, были продавцы автомобилей. Им очень нравилось, как эти сумасшедшие сукины дети в синих мундирах покупали машины, загоняли их насмерть, а потом возвращались, чтобы покупать новые. Военно-воздушные силы представляли прекрасный пример естественной демократии. Если офицер не достиг еще звания подполковника, для него оставался единственный способ отличиться – проявить себя как пилот. Если он доказывал, что обладает нужной вещью в воздухе, то уже ничто, за исключением серьезнейших недостатков характера, не могло помешать ему получать новые звания. В морской авиации офицер тоже должен был проявить себя в воздухе, но, начиная с уровня летчика-испытателя» от него требовались и качества руководителя, что подразумевало изысканность, лоск и тому подобное.

Так и появлялись люди вроде Эла Шепарда, вышедшие из среды, называемой порою «военной аристократией». Эл был сыном кадрового офицера. Теперь этих парней, офицеров во втором поколении, развелось уже немало. Пожалуй, такие как Эл и Уолли Ширра составляли половину выпускников Вест-Пойнта или Аннаполиса. Отец Эла был отставным армейским полковником. Уолли тоже фактически происходил из военной семьи. Его отец служил летчиком в Первую мировую, а затем вышел в отставку, но после Второй мировой войны стал работать на военно-воздушные силы как гражданский инженер – он помогал восстанавливать японские аэродромы. Очень редко можно было встретить кадровых офицеров – сыновей бизнесменов, врачей или юристов. Эти люди берегли своих детей от армейской службы и смотрели на нее свысока. Так что приходилось иметь дело либо с офицерами во втором поколении, такими как Шепард и Ширра, либо с сыновьями рабочих и фермеров – как Гас, Дик и Джон Гленн. Парни вроде Шепарда, Ширры и Карпентера могли быть родом из небольших местечек, но называть их «выходцами из маленьких городишек» в том смысле, в каком это определяло их манеру поведения на публике, было несправедливо.

Очень скоро Куперу стало страшно не хватать полетов, жизни за рулем и среди рычагов. Это был настоящий голод. Ежедневно поднимать в воздух высокотехнологичные самолеты и проверять пределы их возможностей было главным в жизни «летучего жокея», хотя эта важность выражалась разве что в понятии «квалификация». Пилоты искренне верили, что во время полетов нужно постоянно рисковать жизнью, чтобы поддерживать квалификацию и «способность принимать решения». В некотором смысле это напоминало заботу спортсмена о том, чтобы оставаться в форме; но с другой стороны, тут были задействованы тайны нужной вещи и невыразимая радость, когда ты показываешь всему миру и самому себе, что она у тебя есть. Было чертовски странно проходить летную подготовку в качестве первого астронавта Америки, но при этом совсем не летать, разве что в качестве пассажира.

В их учебном плане не значилось совершенно никаких полетов! Неделя проходила за неделей, и всех семерых это начинало раздражать, но один только Купер высказал жалобу вслух. Первые месяцы подготовки были довольно тяжелыми: лекции по астрономии, ракетным двигателям, летной эксплуатации, системам капсул; поездки к подрядчикам и субподрядчикам, поездки на мыс Канаверал, откуда и должны были запускать ракеты; в Хантсвилл, штат Алабама, где Вернер фон Браун и его немцы разрабатывали ракеты-носители; в Джонсвилл, штат Пенсильвания, где находились учебные центрифуги… Этому не было конца и края. И во все эти поездки Купер, как и остальные, отправлялся на самолетах гражданской авиации. Ему казалось, что ежедневно он половину своего времени проводит в аэропорту, ожидая багаж или роясь в карманах, чтобы выяснить, сколько денег у него осталось. Вот они, полмесяца полетов в роли пассажира! А в довершение всего, он еще и лишался платы за полеты! А ведь это нешуточное дело. Де Орси вел переговоры с журналом «Лайф», но еще не заключил сделку. Капитан военно-воздушных сил, продолжавший тренировочные полеты, получал дополнительно 145 долларов в месяц, и любому здравомыслящему летчику даже в голову не могло прийти отказаться от этих денег, разве что он был прикован к постели или ему запретили летать. Дополнительная плата, бог ты мой! Это трудно объяснить непосвященному, но о таких вещах кадровый офицер помнил всегда, как об основе основ. Кроме того, его семья постоянно нуждалась в деньгах. Купер, как и остальные шестеро, получал денежное довольствие, а теперь он лишился важной статьи доходов. И не только надбавок за полеты: армейский офицер получал дополнительно по крайней мере девять долларов в день на транспортные расходы и двенадцать долларов на ночные поездки. Останавливаться в отелях, есть в ресторанах – все это было слишком разорительно. Особенно теперь, когда они стали известными людьми. Астронавты чувствовали себя самыми замученными знаменитостями Америки. Допустим, вы отправились с пятью-шестью славными парнями на ланч в Эйкроне, куда вы приехали за скафандрами на завод Б. Ф. Гудрича. Вы не рискуете сделать вид, что потянулись за чековой книжкой. Представьте только, что из-за замедленной реакции или благодаря еще какому-нибудь ужасному обстоятельству вам позволят это сделать! Чертов чек может оказаться на целых тридцать пять долларов – двухнедельные расходы на питание вашей семьи… И все же плата за полеты сама по себе не была главным. Существовала еще одна особенность непилотского статуса астронавта. Купер подсчитал, что на полеты гражданскими авиарейсами он тратил сорок часов в месяц. На такое время он никогда не мог получить доступ к сверхзвуковому истребителю вроде F-104B… Гасу и Дику в Лэнгли приходилось выпрашивать для полетов по выходным Т-33. Но этот дозвуковой тренировочный самолет был давно проверен. А на F-104B вы могли дать себе волю и полетать в свое удовольствие. Правда, военно-воздушная база Лэнгли не была как следует оборудована, чтобы содержать такие машины. Так что Купер отправлялся в Кноксвилл, в контору Макги-Тайсона, где знакомый парень иногда давал ему немного полетать на F-104B. С такой машиной он мог жить и дышать… а также поддерживать квалификацию и не терять связи с нужной вещью…