Аэроплан конструкции инженера Арбалетова уже стоят на поле аэродрома.

До революции сей самолет носил имя личное "Святитель Николай". Но когда власть изменилась, название, разумеется, тоже поменяли. Закрасили старое название, а поверх краски нанесли новое: "Председатель революционного совета Республики борец за свободу товарищ Лев Троцкий". Хотя надпись писали буквами не сильно большими, но все равно, места не хватило. И последние два слова писали плотнее, так что буквы лезли друг на друга.

Выглядел аппарат конструкции Арбалетова не очень надежно. Сначала Чугункину показалось, что это вовсе груда фанеры неаккуратно сложенной, небрежно перевязанная проволочками.

Потом рассмотрел два двигателя на консолях крыла, понял, что именно на этом агрегате им и предстоит лететь. От этого Чугункину стало по-настоящему страшно.

— С другой стороны, хорошо, что у самолета два двигателя. — попытался успокоить себя Клим. — Если один двигатель откажет…

— …то второго как раз хватит долететь до места крушения. — ухмыльнулся авиатор.

— А может действительно, не стоит лететь на ночь глядя?

— Да нет. — ответил вонелет. — Надо лететь. Мне на обратной дороге еще забирать военкома. Направляют к нам, в Мгеберовск… Да вы не бойтесь, как-то долетим. Мне такие полеты не в первой. Луна полная, на аэродроме уже предупреждены — разожгут костры…

На Чугункина успокоения подействовало строго противоположным образом. Особенно не понравилось слово «как-то». Военный летчик уловил замешательство.

— Еще раз прошу: не волнуйтесь. У меня в империалистическую войну было почти семьдесят боевых вылетов, три сбитых немецких аппарата, один воздушный таран. И отдельно прошу не помогать мне в полете ценными советами. Я как-то сам управлюсь…

Пилот занял место за штурвалом. Пассажиры — места за ним.

Техники крутанули винты. Двигатели завелись, немного почихали как после простуды, но прогрелись, набрали обороты.

Аппарат тронулся. Пробежал по полю, сначала медленно, затем все быстрей, подпрыгивая на колдобинах. Наконец, оторвался от земли, пошел ровнее.

Земля уходила вниз и назад, самолет стал подыматься выше, к звездам.

В небе висела полная луна, под крылом аппарата лежала земля: сонная, покрытая темнотой. Но несмотря на то, что на небе ясно проступили звезды, в вышине еще оставалось довольно светло.

Лететь оказалось холодно, в открытом кокпите ветер забивался за каждый отворот, в каждую складку одежды. Наверняка у крепыша-военлета все кожанки изнутри были подбиты мехом. Аристархов надвинул на брови фуражку, шарф поднял до носа, спрятал руки в рукавах.

Стало действительно теплее.

Хотелось спать, и Аристархов действительно задремал. Проснулся от того, что кто-то его трясет за плечо.

Аристархов спросонья попытался подняться с кровати. Ему это не помогло, потому как обнаружил он себя в тесном кокпите. За плечо его тряс Чугункин и показывал куда-то в сторону. Евгений послушно повернул голову и действительно был удивлен.

В метрах пятнадцати от них в воздухе висела обнаженная девушка. Евгений закрыл и открыл глаза, ожидая, что наваждение пропадет. Однако, девушка наваждением не являлась.

При дальнейшем рассмотрении оказалось, что она все же не висит, а сидит на метле. А вот эта метла…

Тут Евгений вспомнил, что находится он в кокпите самолета, самолет тот летит, и эта барышня — тоже летит на метле со скоростью такой же как и аэроплан.

До нее было совсем недалеко — может быть саженей десять. Поэтому можно было рассмотреть ее довольно хорошо — все, кроме, пожалуй, цвета глаз.

Вопреки распространенной легенде, была она не рыжей, а шатенкой. И теперь ветер развевал слегка курчавые волосы. Евгению захотелось знать: а чем пахнут эти волосы? Хотелось зарыться в них носом, закрыть глаза, не чувствовать ничего кроме этого запаха.

Казалось, что пронизывающий ветер и осенне-зимний ветер совершенно не беспокоит ведьму.

Она улыбалась. Казалось, что и улыбается она именно ему, Евгению.

Евгению она показалась редкой красавицей: высокий лоб, щечки, ниточку губ, едва заметные ямочки у губ.

Подумалось: а ведь их миссия совершенно противоположна существованию таких вот обнаженных летающих объектов. И, может, шут с ним, с материализмом, коль есть такие ведьмочки…

Может, стоило бросить, перекричав рев двигателей: Девушка, а чем вы занимаетесь этим вечером? Ах, уже почти ночь? Но не беда — может, Вы найдете свободную минутку завтра? На этой неделе?..

И действительно — встретиться, забыть эти дурацкие марши, атаки с гражданской войной… Жить рядом с ней, плодить детишек, самому стать с годами ведьмаком.

Когда дети подрастут, рассказывать, как они познакомились с мамой — на высоте двух верст.

Но совместный полет продолжался недолго. Через минут семь ведьма заложила вираж и ушла вниз и влево.

— На шабаш полетела. — раздался крик молчавшего доселе военлета. — Луна полная — вот они и летают. Я же говорил — в такие ночи движение в небе большое. Эта еще ничего — попутная была. А пару раз со встречными — едва разминулись!..

-//-

А ведьма, меж тем, пролетела над опустевшей деревней, над брошенной церквушкой, пронеслась в аккурат над улицей, рядом с домом, где совсем недавно обитал Геддо. Положила метлу в повороте как раз над рекой. Прошла на бреющем над леском — прутья метлы едва не задевали вершины деревьев.

Болото, с которого приходил к нему Федот, действительно было большим. На такой территории могло бы размеситься какое-то государство поменьше.

Но с иной стороны, что делать на болотах целому государству? Это город можно построить, вбив быки да отсыпав дамбы. А тут? Целая смутная волость, где живому человеку ни шага без опаски сделать нельзя. Уйдешь в трясину, и следов не останется, кроме пузырей.

Зато нечестии на болоте было раздолье. Еще никто не слышал про гнома или лешего утонувшего в болоте.

Потом жили они здесь в свое удовольствие, ходила в гости друг к другу. Прокладывали тропинки, валили ветки да бревна в гать. Порой отправляли гонцов в другие места нечистые, чаще на болоте появлялись новенькие.

Обычно, это были заурядные утопленники, призраки, но иногда появлялось такое, чего доселе не было. А что поделать — мир развивался, вширь и вглубь, из стороны в сторону да и чего греха таить — вкось и вкривь…

Случилось то, что через болото тянули железнодорожную линию. Делали это без лицемерия, кое в следующие года в этих краях образовалось. А именно нагнали каторжников, которые рубили лес, таскали землю на насыпь, заспали болото и дохли здесь же как мухи.

И действительно — скоро нитка железной дороги разделила болото на две почти равные половины. Дорогу открыли без особых торжеств, начали движенье. Но в одну ночь с пятницы поезд, въехавший на болота с одной стороны, с другой стороны не выехал. Утром выслали на его поиски дрезину с путейцами.