Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ага. Пара, да не пустяков. Тебе легко говорить, не ты будешь это делать.
Мои слова его явно задели.
– Я помогу.
– Как?
– Пока не знаю. Буду твоим вторым пилотом.
– Кем-кем?
– Так мой папа говорит. Кажется, это означает быть помощником.
Я просто не могла представить, как Бойди смог бы помочь мне провернуть замысловатую кражу в присутствии хозяев дома, но не отказываюсь. Вместо этого я обращаю его внимание на другую проблему.
– То видео, которое они нам показали, было отредактировано.
Это факт: замедленная съёмка, приближение, отдельные клипы, сшитые вместе.
– И что?
– Как это делается?
– Не знаю. В каких-нибудь редакторах. Аймуви или что-то такое. Загружаешь видео на комп… А-а.
– Ага-а. То видео не только на телефоне у Джесмонда Найта, не так ли? Оно ещё и на его ноутбуке, или на семейном компе, или ещё где-то. И – насколько нам известно – оно и в облаке сохранено.
Бойди задумчиво стиснул губы.
– Тебе придётся стереть всё с их компьютеров. Вообще все данные, начисто. До последнего байта.
– И как я это сделаю, Билл Гейтс? Что если у них есть бэкапы?
Мы проговорили об этом ещё полчаса. Некоторые люди никогда не делают бэкапы: моя ба, например. Она понятия не имеет, что это. Некоторые делают время от времени. Как Бойди: у него есть внешний жёсткий диск, на который он каждые несколько месяцев сохраняет музыку, фильмы и домашку с ноута. А некоторые люди настраивают свои компьютеры так, чтобы это делалось автоматически, например, с функцией резервного копирования «Машина времени» на Эппл.
А у некоторых людей всё автоматически сохраняется в облако.
– Нам просто придётся надеяться, что у них не облачный вариант, – сказал Бойди.
– Нам? Нам? Ну замечательно! – не знаю, чего я так завелась.
– Я пытаюсь помочь, Эфф, – ответил Бойди, и голос у него был грустный. – Но погляди правде в глаза: зная о близнецах Найт то, что ты о них знаешь, думаешь, они из тех, кто стал бы настраивать на своих компах автоматические бэкапы?
Я немного поразмыслила и согласилась с ним. Такое было не невозможно, но и не особо вероятно тоже.
К моему ужасу, это сделало кражу реально осуществимым вариантом.
К моему ещё большему ужасу, это сделало кражу нашим единственным вариантом.
И, будто мне всего этого мало, когда ба возвращается домой, я вижу, что она плакала. Весь её макияж исчез, а глаза покраснели, и это наталкивает меня на мысль, что она размазала его слезами, а потом стёрла совсем. Однако, если не считать красных глаз, ба неплохо это скрывает.
– Всё нормально, ба? Ты как будто… огорчена?
Она отворачивается.
– Огорчена? Нет, нет, нет. Всё хорошо, милая. Просто я немного устала, вот и всё.
Я пытаюсь перехитрить её.
– Как дела у прабабули?
Она не попадается на эту удочку.
– У прабабули? Что ж, в последний раз, когда я её видела, на выходных, она была в порядке. Что ты имеешь в виду?
– Ничего. Мне показалось, ты говорила, что поедешь её навестить, вот и всё. Видимо, я ошиблась.
Ба возится с чайником, так что со своего места я не вижу её лица.
– Нет. Я была на собрании по поводу церковного базара. Оно довольно затянулось. Почти половина времени ушла на обсуждение пёсика Куини Аберкромби.
– Окей, мой косяк.
– Не говори так, милая. Это весьма пóшло.
– Прости, моя ошибка. Где проходило собрание? – Оно могло быть в Тайнмуте, где, судя по отслеживающему приложению, она и была.
– Батюшки, ну и любопытная ты сегодня! Дома у викария. Почему ты спрашиваешь?
Значит, не в Тайнмуте. Ба врёт.
– Да просто так. Спокойной ночи, ба.
Я отправляюсь в постель, но сна у меня ни в одном глазу; я просто лежу и не могу уснуть. И вы бы не смогли, если бы у вас в голове крутилось столько мыслей. Я слышу странное шебуршание, доносящееся из комнаты ба.
Это не обычное шебуршание, с которым она готовится ко сну. Оно какое-то другое. Я слышала раньше каждый из этих звуков по отдельности, но не вместе, не в этом порядке.
Сначала ба заглядывает ко мне в комнату, чтобы убедиться, что свет выключен, а я сплю. Я не сплю. Я просто лежу в темноте, но ба, кажется, остаётся довольна.
Дальше раздаётся скрип и какое-то тихое бряцанье. Это маленькая стремянка, которая хранится во встроенном шкафу на лестничном пролёте, вместе с пылесосом и рождественскими украшениями.
Ба тихо крадётся к себе в комнату, половицы поскрипывают.
Потом я слышу, как в двери её комнаты ворочается ключ. Зачем бы ей запираться? Единственная возможная причина – это на тот случай, если я ночью встану и зайду к ней.
Это совершенно невероятно, но что бы она там ни делала, видимо, это строжайший секрет, и она не может идти даже на малейший риск, поэтому и запирается.
Что ж, это привлекает моё внимание. Я мгновенно встаю и прижимаюсь ухом к двери своей спальни.
Обычно ба вытаскивает стремянку только для того, чтобы достать что-то с антресолей. И, действительно, я слышу щелчок шпингалета, с которым открывается одна из антресолей, и…
Вот, в общем, и всё.
Раздаётся ещё какой-то шелест, шаги по комнате, а потом ба уносит стремянку на место.
После этого всё стихает, и в конце концов я засыпаю.
Судя по часам на телефоне, просыпаюсь я спустя час.
Меня мучает жуткая жажда, и я отправляюсь в ванную попить. Под дверью, ведущей в спальню ба, виднеется тонкая полоса света, но, когда я прохожу по лестничному пролёту, свет гаснет.
Нет, серьёзно: что происходит?
До сих пор ба никогда не производила на меня впечатление человека, у которого много секретов.
С другой стороны, она считает, что всем людям стоит быть сдержанными и не «выставлять себя на посмешище».
Выставлять себя на посмешище – это, в мире ба, одна из самых худших вещей, которые только может сделать человек. Она идёт в комплекте с «рисоваться», «требовать к себе внимания» и «чрезмерно всё драматизировать».
Я росла с ба, и это означало, что меня учили никогда не привлекать к себе внимания. Меня предостерегали даже от того, что обычно делают дети: кувырки, глупые танцы, прыжки со стула.
Справедливости ради, однажды я всё-таки упала, и это очень огорчило ба. Мне было около шести, и местный совет установил на детской площадке новую лазательную лесенку.