Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То есть не полтергейст, а полтергейстиха? – уточнил Егор.
– Ага, именно. Уж очень она цветы любит. Здесь в больницу многим цветы приносят. Так Маменька утащит их из палаты и давай по воздуху кружить. Целыми часами кружит. Опять же и характер женский: чуть что – обида. Дуется, предметами швыряется.
В подтверждение его слов Маменька швырнула математическим справочником в стену.
– Маменька, я же тебя просил! – сказал профессор, приподнимаясь на подушках. – Ну что будешь делать с таким фруктом! Ладно, Егор, выкладывай, что у вас там новенького.
Егор рассказал о псах Аттилы, о новых стычках с привидением, о Фесандопулосе, утратившем бессмертие, о похищенных привидением душах и об их опасении, что Аттила собирается вселиться в тело президента.
– Это все? – задумчиво спросил профессор.
– Кажется, все, – ответил Егор. – А что, мало?
– Да нет, для двух дней достаточно, – признал профессор. – Утешительно сознавать, что в то время, как я тут лежу, где-то жизнь кипит и бьет ключом.
– И что вы об этом думаете? – с беспокойством спросил Егор.
– Увы, ваши опасения представляются мне вполне обоснованными. Вполне вероятно, что Аттила постарается завладеть сознанием президента.
– И что нам делать?
– Что нам делать, что нам делать? Думать надо. Во-первых, установите дежурство у кувшина. Пока кувшин у вас, Аттила не сможет надолго вселиться. Во-вторых, я вам дам с собой Маменьку. Разумеется, если сумею ее уговорить одолжиться вам на время.
– А зачем нам Маменька? – спросил Егор, опасливо оглядываясь по сторонам, не полетит ли в него откуда-нибудь стул или табуретка.
– Как зачем вам Маменька? – возмутился профессор. – Да я ее, можно сказать, от сердца отрываю. Во-первых, Маменька способна за три минуты дважды облететь вокруг Земли и проникнуть куда угодно – от подводных глубин до кратера вулкана. Во-вторых, Маменька очень любит выполнять поручения. Правда, со сложными поручениями она не справляется, но если нужно что-то разнюхать, разведать или запустить в кого-нибудь глобусом – это она за милую душу. У Маменьки есть только один маленький минусик. Она порой бывает самую малость вспыльчивой.
– Хорошо, мы возьмем Маменьку. Большое спасибо за такой подарок! – со вздохом поблагодарил Егор, сообразив, что отмазаться от Маменьки ему вряд ли удастся. А если так, то не пришлось бы им всем лежать в соседней с профессором палате, пострадав от непредсказуемого Маменькиного буйства.
– Вот и хорошо, я знал, что ты разумный мальчик! – обрадовался профессор. – А я тут пока поразмышляю, как нам выкурить Аттилу из президента, если он все-таки в него заберется.
Облизав губы, профессор взялся за уламывание Маменьки. Дело это было непростое. Маменька наотрез отказывалась оставлять его, обижалась, дулась, вздыхала, швыряла в стену тумбочку, громыхала кроватями, даже сорвала с петель дверь и выломала раму, но потом, поддавшись на доводы профессора, постепенно смирилась и согласилась. А Егор почувствовал, как его вдруг оторвало от пола и подбросило вверх, при этом он едва не свернул шею об потолок.
– Ну вот! Я так и знал, что ты ей понравишься! – воскликнул профессор. – Теперь тебе нет необходимости слезать по дереву. Маменька снесет тебя вниз без всякого лифта со свойственной ей деликатностью и предупредительностью.
– Да уж… – проворчал Егор.
– И вот еще что: я хочу тебя предупредить, – прошептал профессор, поманив его к себе забинтованной рукой. – Ради бога, не говорите при Маменьке никаких плохих слов и не обижайте ее. Она очень щепетильна и в своем праведном гневе способна переломать вам все кости. Запомнил?
– Запомнил, – кивнул Егор.
– В таком случае всего хорошего! – сказал профессор.
В тот же миг невидимая сила оторвала Егора от пола и швырнула головой в выломанную раму. Уверенный, что ему сейчас придет конец, юноша ласточкой помчался вниз. И лишь после того, как в трех сантиметрах от земли Егора снова подхватило и мягко опустило на траву, он вспомнил слова профессора о Маменькиной деликатности и предупредительности.
Когда возле своего дома Егор слезал со скутера, у него дрожали колени. Маменька домчала его быстрее молнии. Ей наскучило, что скутер не разгоняется больше шестидесяти километров в час, она забралась в двигатель, что-то там сделала, увеличив его мощность раза в три, и заодно сломала тормоза. Поэтому, когда минуту спустя Егор стал обгонять иномарки и не останавливаясь проноситься мимо светофоров, его это уже не удивляло. Его вообще ничего не удивляло, потому что он уже мысленно прощался с жизнью.
Дважды он едва не врезался, но оба раза Маменька подхватывала скутер и переносила через препятствие.
Домой Егор вернулся как раз в тот момент, когда его брат Федор от нечего делать стал задирать Колбасина, а тот имел неосторожность огрызнуться, назвав Федора «болваном».
– Это что, наезд или повод для драки, а, Колбасин? Ты чего, устроил восстание толстых козявок? – рассердился Федор и стал толкать Пашу в плечо.
– Отстань, а то я тебя ударю! – пригрозил выведенный из себя Паша.
– Ну ударь, ударь! Давай ударь! Я разрешаю, можешь проверить мой пресс! – стал требовать Федор, гордившийся своими мышцами.
Паша, знавший, что теперь Федор ни за что не отстанет, пока не добьется своего, сжал правую руку в кулак и неуверенно ткнул Федора в живот. Удар вышел совсем слабеньким. Каратист приготовился издевательски расхохотаться, но тут его подкинуло в воздух, три раза перевернуло и со всего размаху вдвинуло головой в открытую тумбу письменного стола. Паша с отвисшей челюстью наблюдал за последствиями своего удара.
Через некоторое время Федор озадаченно высунул голову из тумбы. Он хотел было броситься на Пашу, но не решился и остался сидеть на полу. Хотя положение брата было незавидным, Егор улыбнулся.
– Да, я совсем забыл! – сказал он. – Профессор одолжил нам Маменьку.
– Какую мамочку, свою? – не понял Дон-Жуан.
– Маменькой он называет полтергейст.
– Какой полтергейст, тот самый? – ошарашенно спросил Федор.
– Угу, – кивнул Егор. – И этот полтергейст терпеть не может ссор и драк.
– Так это Маменька меня шарахнула?
– Она самая.
– Ну тогда я кое-кого сейчас огрею. Одну наглую толстую козявку! – заявил Федор и направился к Колбасину.
Но не успел он размахнуться, как сзади его что-то похлопало по плечу.
– Отстань, Егор, не лезь не в свое дело, – огрызнулся Федор, думая, что это брат.
– Это не я, – сказал Гений каким-то странным голосом.
Федор обернулся и увидел, что за его спиной в воздухе многозначительно покачивается шестнадцатикилограммовая папина гиря. Сообразив, что если он ударит Пашу, то его самого долбанет гирей, Федор опустил руку.