— Я люблю тебя, Маша…

И нежно проводит рукой по моим волосам.

Просыпаюсь утром, когда за окном уже вовсю светит низкое зимнее солнце. Слегка поворачиваю голову, чтобы поморщиться от его слепящих лучиков и обратно кладу голову на спящего Женю.

Сегодня день моей несостоявшейся свадьбы, и я встречаю этот день в кровати с ним — с моим любимым мужчиной, который несколько часов назад прямо сказал, что любит меня. Как же я сейчас счастлива…

Женя тоже почти просыпается — я понимаю это по его изменившемуся дыханию и руке, что движется по мне от талии до груди, едва не задевая шрам, о котором я ночью чудом ни разу не вспомнила, хотя в первые разы с Ромой только об этом и думала. И еще большим чудом Женя этой ночью его не касался, хотя казалось бы не оставил на мне нетронутым ни сантиметра.

В ужасе я быстро вскакиваю с кровати и прижимаю к себе платье, валявшееся на полу, стараясь целиком спрятать шрам. Не оборачиваясь на Женю, спешно выхожу из комнаты и сразу иду в ванную. Запираюсь и смотрю в зеркало на себя голую и растрепанно-прекрасную, но все с той же уродской шершавой линией на теле. Она никуда не исчезла за эту ночь и даже не стала менее заметной. А как бы я этого хотела…

Мне кажется, я не переживу, если этот шрам оттолкнет Женю. Поэтому принимаю решение — не подпускать к своему телу Клыкова при свете дня — только ночью.

Принимаю душ, чищу зубы, а когда выхожу обмотанная полотенцем, сталкиваюсь с Женей в дверях. Он сметает меня в объятия и ведет обратно в душ, заставляя идти спиной.

— Куда ты так убежала из кровати? Я даже поймать тебя не успел, — говорит Женя, утыкаясь носом в мою шею и берясь за мое полотенце, чтобы снять.

— Женя, стой, мне нужно попросить тебя кое о чем, — останавливаю его серьезным голосом и жестом рук.

— Все, что пожелаешь, — лукаво улыбается он, собираясь продолжить свою “атаку”.

— Женя, мне нужно отдохнуть. До вечера, — не уточняю от чего именно мне нужно отдохнуть, потому что Женя и так все понимает.

— А мне кажется, я больше работал, — усмехается он.

— И все же. Пожалуйста, — остаюсь непреклонна, и мое выражение лица делает свое дело — он, прищурившись, говорит:

— Ладно. Но ночью не жди никакой пощады.

Внутри проносится горячая волна, предвкушающая эту самую “ночь”. Мне и самой хочется сейчас наброситься на него, но разум помогает не поддаваться этому желанию.

Выскакиваю из ванной и спешу скорее одеться, пока Женя в душе. А когда спускаюсь вниз, застаю Женю в штанах с голым торсом.

Мамочки, какое у него все-таки потрясное тело — мое ночное зрение меня ни капли не подвело. Так и хочется подойти и провести рукой по этой коже, под которой рельефно выделяются мышцы. Но делать это вопреки моему же правилу нельзя.

Беру яблоко и сажусь за стол. Женя делает какой-то спортивный коктейль.

— Тебе сделать? Клубничный. Там вроде хорошие ингредиенты — я заметил, что ты следишь за этим.

— Нет, спасибо, — отвечаю я, любуясь его напрягшимися мышцами при взбалтывании бутылки, а потом при легком кашле.

— Как ты себя чувствуешь? — спохватываюсь, вспоминая о болезни.

— Как ни странно, хорошо, хотя обычно болею дольше. Это ты меня вылечила, — открыто улыбается Женя, и я не сразу понимаю в каком контексте он это говорит, хотя наверно уже давно пора привыкнуть к его намекам.

А до меня после его фразы внезапно доходит одна вещь: если бы он не заболел — вряд ли бы я смогла поступить так, как поступила.

Где-то там, в другой реальности сейчас могли быть свадьба, жених, гости. Но я здесь, и мне хорошо настолько, что я просто не хочу об этом думать.

— Спасибо тебе, — вылетает из меня прежде, чем я успеваю подумать о нужности этой благодарности.

Ожидаю уточняющий вопрос, но Женя словно читает мои мысли:

— Рад, что ты наконец все поняла.

Глава 26. Шрам

Маша

— Я хочу проехаться по окрестностям. Покатаешь? Обещаю не убегать, — улыбаюсь я, когда Женя допивает свой клубничный коктейль, а я доедаю яблоко.

— Сделаю все, что попросишь, — улыбается в ответ он. — Но к ужину мы должны вернуться и приготовить твой обалденный вчерашний салат.

— Все, что попросишь, — дублирую его ответ.

— В твоем исполнении эта фраза звучит пошловато, — приподняв бровь, Женя слегка облизывает губу.

— Это просто в твои уши встроен такой фильтр! — возмущаюсь я.

Женя смеется, а потом мы одеваемся и идем в машину.

— Ты заправила полный бак? — спрашивает Женя, увидев индикатор топлива.

— Угу, мне так было спокойнее.

— Скажи, сколько потратила на бензин и лекарства — я не люблю быть должным, — Женя говорит таким тоном, что даже не решаюсь возразить — проще действительно назвать сумму.

— Девять двести, — называю сумму, вспомнив, сколько отдала на заправке и в аптеке.

Женя тут же достает две пятитысячные купюры и отдает мне.

— Без сдачи нет? Я не люблю быть должной, — немного стебу Женю.

— Остальное за доставку, — отбивает он, и мы трогаемся.

С восхищением рассматриваю волшебные зимние пейзажи по дороге, уютные дома с дымом из труб на фоне белого снега, деревья и ели, украшенные пышными белилами, небо с поволокой прямых размытых облаков на горизонте. Конечно, картина отличается от деревенской, которая на фотографиях русских глубинок мне казалась еще более душевной и сказочной, но даже такой современный вид деревни прекрасен.

— Куда едем? — спрашивает Женя, когда мы выезжаем на Московскую трассу.

— Какой здесь ближайший город? Хочу туда. Я никогда еще не была в Подмосковье. Точнее была, но не в городах — мы с папой ездили раньше на рыбалку в различные загородные клубы.

— Значит хочешь экскурсию по провинции? — подкалывает меня Женя.

— Вот только не надо утрировать. Москвичи тоже люди.

— Хорошо, не буду. Я ведь и сам теперь москвич со столичной пропиской.

— Ммм, поздравляю. Многие годами не могут достичь этого статуса.

Женя хмыкает.

— Что? — не понимаю я его реакции. Может он не так воспринял мое поздравление? Но я никогда не разделяла москвичей и приезжих.

— Так ты не в курсе, что раньше я терпеть вас не мог?

— Кого нас? Москвичей? — удивляюсь я.

— Ага, — подтверждает Женя.

— А Андрей — он же тоже вроде. Москвич, — вспоминаю его лучшего друга из универа, который к тому же был успешным и при деньгах с самого первого курса.

— Ну, там