Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любовь, похоже, у меня к тебе сейчас… — отвечаю про себя.
— И в чем разница для тебя?
— При влюбленности идеализируют человека. В то время как любовь — это не вспышки гормонов, а сознательное чувство, на которое способен лишь взрослый в уме человек.
Женя выглядит задумавшимся, а потом с еще более серьезным выражением лица говорит:
— А я скучал по тебе, когда ты перевелась.
— У тебя уже бред начался, кажется. Надо снова проверить температуру, — нервничаю я от таких признаний и встаю со стола.
— Давай попробуем быть вместе? — Женя делает небольшую паузу, прежде чем продолжить. — Мне кажется, из нас получится классная пара. Поженимся потом, нарожаем детей. Если что — я хочу быть многодетным папой. А ты?
Застываю, не веря своим ушам, и оборачиваюсь.
— Женя…
Глава 24. Луну
Женя
— Женя… — выдыхает Маша мое имя в ответ на мое предложение о совместном будущем.
И я с неким трепетом ожидаю, что она ответит, но Маша дальше лишь молчит.
Что ж, в любом случае то, что она вернулась, говорит о многом, и пока я готов довольствоваться этим. Пока.
Смотрю в окно — на улице уже темно и автоматом включились фонари, что работают на датчиках. В голову приходит одна мысль, и я подхожу к окну, чтобы разглядеть небо. На нем ни облачка, а вот луна почти полная.
— Хочешь посмотреть на звезды и луну? — оборачиваюсь к Маше, которая до сих пор выглядит задумчивой.
— У тебя есть телескоп? Неожиданно, — удивляется она.
— Ну в фильмах же обычно ставят его в таких домах, вот и я решил.
— То есть это не мечта твоего детства?
— Не а. Это просто тупое следование стереотипам, — улыбаюсь на ее мини-разочарование.
— Ну не самое тупое, конечно, учитывая, что это не надувной розовый фламинго в бассейн, — улыбается Маша.
— Не хочу тебя расстраивать, но я и его покупал летом.
— Серьезно? — смеется Маша. — Ладно, пойдем смотреть твои звезды.
Веду Машу на второй этаж и только на середине лестницы понимаю свой косяк. Осенью я перенес телескоп с мансарды в свою спальню, чтобы он находился в тепле и механизмы не испортились, как объяснял продавец. И сейчас получается я либо должен показать Маше эту самую спальню, либо придумать, почему смотрение неба отменяется.
— Какой у тебя телескоп? Я давно хотела рассмотреть луну при большом увеличении. У меня был телескоп в детстве, только я уже почти ничего не помню из увиденного, — с заметным предвкушением говорит Маша.
Блин. Вот и как теперь ее обломать?
— Я не особо разбираюсь в них. Получается, ты с детства знала, что луну как на фотках в интернете в него не увидеть. А я вот это узнал недавно. Представляешь степень моего разочарования? Я вначале думал, что меня развели, втюхав ерунду.
— Я наоборот радовалась тому, как все хорошо видно, — пожимает плечами Маша.
— Ты сейчас озвучила главную мысль: чем выше ожидания, тем больше может не понравится результат, — делаю вывод я. — Но я все же сумел преодолеть свою неудовлетворенность через какое-то время, хотя осадок все равно остался.
Немного нервничаю, когда мы подходим к закрытой спальне. Поворачиваю ключ в замке и, мысленно пожелав себе удачи, открываю дверь и включаю свет.
— Ого, а я думала здесь кладовка, — осматривается Маша, едва мы заходим. — А почему ты не спал… Здесь, — заканчивает свой вопрос Маша уже не совсем вопросительным тоном. — Ясно, — выдыхает она, сама сделав выводы, и идет к окну, рядом с которым стоит телескоп.
Подхожу следом и берусь его настраивать, стараясь не провоцировать Машу на дальнейшие вопросы.
— Что хочешь посмотреть сначала? Звезды или…
— Луну, — твердо отвечает Маша.
— Тогда нужен фильтр — она слишком яркая. Достаю нужную примочку и прикручиваю ее к телескопу, как показывали при установке, затем регулирую увеличение и, когда более-менее четко вижу луну, уступаю место за телескопом Маше, параллельно выключая свет в комнате.
— Как красиво… И ты еще жаловался на увеличение! Да у тебя просто крутейший телескоп.
Маша рассматривает луну, периодически комментируя кратеры и полосы от попадания метеоритов, а я рассматриваю Машу при этом тусклом свете, что падает в комнату лишь от окна. На ней сейчас одно из платьев, что я ей купил, и я безумно рад, что она сейчас именно в платье, которое облегает и подчеркивает ее женственный силуэт, который делает еще более соблазнительным контурный свет. Волосы, что спадают водопадом по ее плечам и спине вызывают острое желание провести по ним рукой и скрутить, намотав на кулак.
Вся кровь, что есть во мне, вскипает.
Все. Терпение мое кончилось. Подхожу к Маше и довольно дерзко отстраняю ее лицо от телескопа, сразу впиваясь в губы.
Я слишком долго ждал.
Глава 25. Люблю
Маша
Я слишком долго ждала. Понимаю это сейчас. Слишком долго держала себя в рамках и сопротивлялась как могла. Но все, чего я сейчас хочу — это наконец окунуться с головой в свое истинное желание принадлежать Жене полностью.
Поэтому, когда он сметает мои губы в поцелуе, я сразу растворяюсь в этих трепетных ощущениях, ни капли не сопротивляясь тому, что происходит. И будет происходить — я предвкушаю это как никогда и сейчас точно не остановлю Клыкова.
Женя целует меня голодно, уверенно, еще больше отрезая пути к отступлению, хотя какое может быть отступление, когда я забываю, как дышать от его умелых, уволакивающих в негу поцелуев. Руки его прижимают к его телу так крепко, что хочется растаять в этих сильных и властных объятиях.
В следующую секунду эти же руки ловким движением снимают с меня платье, оставляя меня лишь в нижнем белье — белом комплекте, что купил мне сам Женя.
Разделавшись с платьем, он подхватывает меня на руки и, сделав пару шагов, почти швыряет на кровать, только это нисколько не кажется грубым, а наоборот хотя бы чуточку отражает внутреннее желание. И очевидно не только мое.
Возвышаясь надо мной на коленях, Женя снимает футболку, и я даже в темноте вижу, что его торс идеальный. А потом он смотрит на меня. Смотрит как хищник на свою добычу, наслаждающийся своим превосходством, перед тем как съесть.
И он съедает. Голодно, жадно, но так уверенно и умело, что мое тело очень быстро вспыхивает сладкими судорогами-фейерверками.
А потом он проделывает тоже самое опять и опять. То уже нежно и медленно, то снова дерзко, грубо, горячо.
А уже далеко за полночь, когда я почти засыпаю на его плече,