Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что это может значить?
– Что решение уже принято.
От нехорошего предчувствия у меня мурашки побежали по телу.
– Какое решение? Ты можешь объяснить по-человечески?
Капитан ответил не сразу.
– У меня есть подозрение, основанное на жизненном опыте, что дело закроют в связи со смертью обвиняемого.
У меня вспотели ладони.
– Подожди, ты хочешь сказать… Ленку Алябьеву убьют? Инсценируют ее самоубийство в следственном изоляторе? Ты на это намекаешь?
Руслан ушел от прямого ответа:
– Такое иногда случается: подследственный не доживает до суда. Не обязательно самоубийство, еще может не выдержать сердце. Тут в чем суть: если расследование прекращается в связи со смертью обвиняемого, он по умолчанию становится виновным, тогда уголовное дело можно со спокойной совестью сдать в архив. И все концы в воду.
Мобильник выпал из моих рук. Ленка в еще большей опасности, чем я предполагала! А я тут сижу, борщи хлебаю! Надо действовать, и немедленно!
Я оделась ровно за минуту, как в армии, и бросилась к выходу. Но перед тем как выбежать из квартиры, я все-таки нашла под столом мобильник и перезвонила Руслану. Капитан, кажется, уже научился читать мои мысли на расстоянии.
– Очередная просьба из разряда невыполнимых? – спросил он.
– Надеюсь, выполнимая. Сможешь узнать адреса, по которым зарегистрированы несколько человек?
– Постараюсь. Диктуй фамилии.
– Махнач Ольга Валентиновна, ныне покойная. Прудникова Юлия Макаровна, убитая. И Корягин Александр Андреевич.
– Тоже умер?
– Живет, мерзавец, – хмуро отозвалась я, – довел бывшую жену до самоубийства, и даже не икнется ему.
Капитан, поняв, что я не в настроении, поспешно попрощался. А я поехала домой к Ленке Алябьевой, чтобы поговорить с соседом, который якобы слышал, как она истязает своего сына.
Когда я подошла к дому, сразу почувствовала: что-то не так. Внимательно оглядела двор: на первый взгляд с прошлого раза ничего не изменилось – та же ржавая детская карусель, сломанные качели и вонючие мусорные баки у подъезда. Завернула за угол, подняла глаза и обомлела: окно в Ленкиной квартире разбито! Сразу и не разглядишь за ветками акации, что в одной створке – прямоугольная дыра, очевидно, стекло аккуратно вырезали, просунули в дыру руку и открыли окно.
Ну что за город, что за люди! Как только прослышали, что хозяйка арестована, тут же ограбили квартиру. Господи, да у Алябьевой взять нечего, нет ни дорогой техники, ни антиквариата, комнаты стоят пустые! И все равно кто-то позарился на ее нищее барахло.
На двери подъезда висел кодовый замок. Я принялась ждать, пока кто-нибудь из жильцов не откроет дверь. Пять минут притоптываний на морозе – и из подъезда вышел подросток с собакой на поводке. Я ринулась в теплое нутро.
Сначала я решила поговорить с соседом, которого от Ленкиной квартиры отделяла лишь стена. Сверившись с ксерокопией заявления, я выяснила, что зовут его Геннадий Иванович Тутов.
Позвонила в дверь, но никто не открыл. Я еще несколько раз нажала на кнопку звонка с тем же результатом. Тогда я позвонила в третью квартиру на лестничной площадке.
– Кто там? – спросила за дверью женщина.
Я догадывалась, что в дверном глазке мое лицо выглядит перекошенным и весьма подозрительным, поэтому постаралась, чтобы хотя бы голос внушал доверие.
– Извините, мне нужен ваш сосед Геннадий Иванович. Звоню ему, никто не открывает. Должно быть, его нет дома. Не подскажете, когда он обычно бывает?
Дверь приоткрылась, в образовавшуюся щель выглянула дама средних лет в розовом халате.
– Геннадий Иванович? Да он пенсионер, куда ему ходить, особенно в такой холод. Звоните громче, он, наверное, не слышит.
– Да я и так уже трезвоню как иерихонская труба.
– Звоните громче, – повторила женщина, намереваясь закрыть дверь, но я успела встрять:
– Простите еще раз за беспокойство, не подскажете телефон плотника?
– Плотника?
– Ну да, в местном домоуправлении ведь есть плотник?
Оправившись от изумления, дама сказала:
– Подождите минуту, попробую найти номер диспетчерской. – Вскоре она снова высунулась из двери и продиктовала цифры. – Только имейте в виду, ДЭЗ работает до пяти.
Я взглянула на часы: было без десяти пять. Авось успею!
По телефону диспетчерской ответил прокуренный мужской голос. Очевидно, отвечать на звонки посадили кого-то из слесарей.
– Мне нужен плотник, – сказала я, – заменить стекло в окне.
– Никого нет, все ушли, звоните завтра, – прохрипел мужик.
– Плачу по тройному тарифу! – в отчаянии выкрикнула я.
В трубке послышался возбужденный шепот, потом тот же голос, внезапно ставший обходительным, сказал:
– Специалист будет через четверть часа, диктуйте адрес.
В ожидании плотника я стояла у окна между первым и вторым этажами и смотрела, как на улице медленно падает снег. Похоже, единственное, что я могу сегодня сделать для Ленки Алябьевой, – это заменить разбитое стекло в ее квартире.
За спиной послышался шум. Я обернулась и увидела, как какая-то молодая женщина настойчиво звонит в Ленкину квартиру. Рядом с ней стояла девочка лет трех. Сразу бросилось в глаза, что одета женщина не по погоде: курточка на «рыбьем меху» слишком коротка для суровых морозов, едва прикрывает попу, да и сапожки осенние, на тонкой подошве. Зато девочка, как матрешка, укутана в теплый комбинезон с капюшоном, одни глазенки торчат.
– Вы к Лене? – спросила я.
– Да, – ответила женщина, – у нее второй день не отвечает телефон, я беспокоюсь, не случилось ли чего.
– Правильно беспокоитесь, случилось – Лену арестовали.
Собеседница распахнула глаза:
– Арестовали?!
– Она подозревается в убийстве двух человек.
– Господи боже! – ахнула женщина и поспешно спросила: – А как же Костик? С кем он остался?
– Костика днем раньше забрала опека, сейчас он в детском доме. Очевидно, со дня на день Елену лишат родительских прав.
Меня поразила реакция: женщину охватила паника. Она испугалась, как будто речь шла не об Алябьевой, а о ней самой.
– Мама, мне жарко, – сказала девочка.
Женщина наклонилась к ней и принялась дрожащими руками расстегивать комбинезон.
– А вы кто? – осторожно поинтересовалась она, не поднимая головы.
– Я Люся Лютикова, бывшая одноклассница Лены. Пытаюсь доказать, что она никого не убивала и хорошая мать.