Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как определить степень своей ненормальности и что есть норма? Может, каждый человек, будучи главным героем повести своей жизни, считает себя кем-то, уж конечно совсем отличным от всех остальных персонажей в этом повествовании? Кем-то выдающимся, как и полагается всем главным героям всех пьес, а как же иначе?
К облегчению Евы, глаза наконец стали смыкаться, и она осторожно, чтобы не вспугнуть сон, переползла в кровать. Улеглась в прохладную постель и быстренько провалилась в небытие.
Небытие, как оказалось, густо поросло незнакомыми Еве тропическими растениями, было душным и невыносимо влажным. Обливаясь потом, она стала прорываться сквозь джунгли неведомо куда. По пути сообразила, что это, видимо, тот самый сад, в котором Старая Сеньора выгуливала на поводке безумную ворону.
Страха пока не было, но что-то гнетущее чувствовалось в жарком густом воздухе. Дурное предчувствие, как электричество, покалывало кожу Евы. Каждый раз, отодвигая глянцевые резные листья, она ожидала столкновения с хозяйкой сада. Но та все никак не появлялась, и, в конце концов, это уже начинало раздражать.
В глубине растерянности рождалась злость, которая затем стала изливаться на ни в чем не повинные кусты и лианы. Впрочем, как же неповинные – вон как цепко они хватают за руки и заплетаются в ногах, как метко листья шлепают по щекам. О, вот спускается сверху длинный стебель, на котором, как цветы орхидеи, висят обескровленные кисти человеческих рук с бледными шевелящимися пальцами. «Место удивительно неудобное… и неприятное, – постановила раздраженная Ева. – Пора отсюда выбираться».
Но за очередным листом, преградившим ей вид, она вдруг лицом к лицу столкнулась с Максом. Такого она не ожидала даже от своего подсознания. Скажите на милость, что он-то здесь делает? После нескольких секунд радостного узнавания, смешанного с удивлением, Еву обожгло подозрение, а затем и уверенность в том, что она смотрит в лицо незнакомого человека.
Как по команде, уличенный Псевдо-Макс улыбнулся. Но улыбка не остановилась в границах, определенных ей анатомией. Все растягиваясь, полоски кожи вдруг разъехались, поползли по швам, как платье, наспех наживленное нерадивой портнихой, и выпустили из черной щели ворону.
Ева проснулась, так и не успев как следует испугаться.
Как ни странно, настроение опять было прекрасным. Памятуя о вчерашних мытарствах, она не стала обольщаться, но и бороться с хорошими эмоциями, которые вызывало буквально все – бешеный щебет птиц за окном, радостный блеск солнца там же, приятная прохлада воды, замечательно ароматный шампунь, – легкомысленно не стала. Закончив с утренним туалетом, напоследок оглядев оставленную в идеальном порядке комнату, Ева захлопнула дверь.
Всего лишь через пару жалких минут дверь стремительно распахнулась, и она влетела в номер и, белая как известь, зажимая обеими руками рот, пронеслась дальше – в ванную. Следом зашел Макс, с газетой. Прислушавшись к характерным звукам, доносящимся из ванной, он, покачав головой, уселся в свое кресло и стал читать.
– А, снова вы, – почти разочарованно сказала Ева, оправившись от шока, когда, вернувшись из ванной, наткнулась на координатора. – Надеюсь, не будете допекать меня предложениями медицинской помощи?
– В общем, следовало бы, – ответил тот, взглянув из-за газетного листа на шатавшуюся Еву, – но ведь вы опять откажетесь.
– Верно, верно. – Ева ничком упала на кровать.
– Вам привет от Бертрана и Поля.
– Мило, – и, подняв голову, – как там рука?
– Операция прошла успешно, если вы об этом. Повезло, что совсем недалеко был хирург, один из лучших. Обещают восстановить двигательные функции почти на сто процентов. – Макс не отрывался от газеты.
– Отлично, то что надо, – уныло «порадовалась» Ева.
– Судя по горестным вздохам, вы и сегодня намерены манкировать своими служебными обязанностями? – саркастично поинтересовался Макс.
– Ничего подобного! И вообще, какого черта вы без разрешения рассиживаетесь в моем номере? Как только вы дадите мне возможность привести себя в порядок, я отправлюсь в библиотеку. Довольны?
– Весьма, весьма, – промурлыкал Макс, аккуратно складывая газету– Встретимся в кафе за обедом, если не возражаете.
Не оглядываясь на распростертую на кровати Еву, он вышел из номера, осторожно закрыв за собой дверь. Замер на секунду. С той стороны раздался краткий вопль, а затем мягкий звук удара о дверь подушки, брошенной Евой в сердцах ему вслед. Удовлетворенно улыбнувшись, он ушел.
Возможно, для портье и не было ничего странного в том, что господин, спускаясь по лестнице, слегка насвистывает приятную песенку. Но если бы он был наслышан о репутации Макса, то, наверное, сильно удивился бы.
Однако портье больше занимала странная особа, своим поведением ввергшая в сильнейший стресс их повара. Всем снова придется успокаивать старого неврастеника, уверяя в том, что его круассаны по-прежнему самые лучшие во всей провинции.
И потянулись дни, сколь странные, столь и похожие друг на друга. Каждое утро Еву нещадно тошнило, даже если она отказывалась от завтрака. Даже если она просто проходила мимо гостиничного кафе с поваром, роняющим тарелки при одном ее приближении. Даже если она просто думала о чашечке кофе с ароматной пенкой, особенно соблазнительной по утрам. Даже если она вообще не думала ни о еде, ни о напитках, ни о поварах и тарелках. Ей осталось только покорно ждать, когда же закончится действие отравы, так искусно (теперь Ева уже и не сомневалась в мастерстве кузины) изготовленной Ларой.
Макс все так же развлекался чтением прессы, дожидаясь, пока Ева не оправится от недомогания и не будет готова идти то в городскую библиотеку, то в старый дом. Несколько раз они выезжали в ближайший университет, чтобы воспользоваться его богатейшим собранием местных летописей и редких книг.
Иногда навещали Бертрана. Поль каждый раз крутился поблизости и пару раз отважился пригласить Еву потанцевать в местный клуб.
Бертран при этом страшно вращал глазами и угрожающе шевелил пышными усами, которые носил с неподражаемым достоинством и за которыми ухаживал с не меньшим старанием, чем Фани за своим огородиком с редкими травами. Вообще, усы у Бертрана были очень красноречивыми. Почти все эмоции он мог выразить их легким движением.
Прекрасное лето завладело землей, и в его горячих объятиях, казалось, даже время стало более густым и тягучим.
Пару раз звонила встревоженная Виола, с расспросами, где именно обретается Ева, как она питается и когда несчастная мать снова увидит свою маленькую девочку. Передавала приветы от всех родных, сообщала свежие новости и заплесневелые старости. Каждый раз неустанно пеняла Еве за то, что та, не дождавшись пробуждения Виолы, сбежала («Да-да, и не возражай, сбежала как девчонка!») тем ранним утром.
Насколько уяснила Ева, ее мать действительно так и осталась в блаженном неведении о событиях той ночи. Несколько озадаченная Виола положительно ответила на чересчур пристрастные расспросы дочери о самочувствии: «Ну что ты такое говоришь, я себя прекрасно чувствую, прекрасно как никогда! Абсолютно никаких недомоганий, милая моя, заботливая моя девочка. И ничего я от тебя не скрываю… Да что, в конце концов, происходит?»