— Правда?

— Я собиралась сразу рассказать это полиции, и, вероятно, мне так и следовало поступить. А может, я делаю ошибку, делясь с вами сейчас. Я убедила себя в том, что это не имеет отношения к делу. К тому же никто не допускал и тени сомнения в том, что гибель Мэри произошла не в результате несчастного случая. И тем не менее с учетом того, что произошло и поскольку вы здесь...

— Прошу, продолжайте.

— Ну, буквально за несколько дней до смерти Мэри, здесь, в лечебнице, произошел инцидент. В тот день у нас было довольно много работы, три пациента один за другим, и Джой приходилось отлучаться несколько раз. Я попросила ее купить мне ланч в деревенском магазине. Джой — хорошая девушка и никогда не отказывает в такого рода просьбе. Еще я оставила дома кое-какие бумаги, и она сходила и принесла их. Так вот, наводя в конце дня порядок, мы заметили, что из аптечного шкафчика исчез один пузырек. Как вы можете представить, мы не спускаем глаз с наших медикаментов, особенно опасных, поэтому исчезновение этой склянки сильно встревожило меня.

— Что это был за препарат?

— Физостигмин. Его обычно применяют при отравлении белладонной, и я прописала определенную дозу Генриетте Осборн, жене викария. Гуляя в Дингл-Делле, она ухитрилась зайти в заросли паслена, а вам, мистер Пюнд, наверняка известно, что это растение содержит большое количество атропина. Физостигмин целебен в малых дозах, но значительное его количество способно убить человека.

— И вы говорите, что кто-то похитил это лекарство?

— Этого я не утверждаю. Будь у меня хоть одна причина считать, что это так, я немедленно обратилась бы в полицию. Его могли просто переставить куда-то в другое место. Лекарств у нас много, и, хотя мы очень аккуратны, такое случалось прежде. А быть может, миссис Уивер, которая здесь убирается, уронила и разбила склянку. Непорядочной женщиной ее не назовешь, но с нее вполне сталось бы вытереть все за собой и заявить, что она ничего не знает. — Доктор Редвинг нахмурилась. — Дело в том, что я обмолвилась об инциденте Мэри Блэкистон. Если кто-то в деревне по какой-то причине взял лекарство, она наверняка выяснила бы это. Мэри была в каком-то роде вроде вас — сыщик. Имелся у нее дар вытягивать сведения из людей. И в самом деле, она сказала мне, что у нее есть пара идей.

— И несколько дней спустя после этого инцидента она умерла.

— Через два дня, мистер Пюнд. Ровно через два дня. — Внезапная тишина, полная значения, оставшегося невысказанным, повисла в комнате. Доктор Редвинг явно почувствовала себя неуютно. — Я убеждена, что ее смерть никак не связана с этой пропажей, — продолжила она. — Это случайное совпадение. И сэр Магнус не был отравлен — ведь его зарубили мечом.

— Можете ли вы назвать тех, кто посещал лечебницу в день, когда пропал физостигмин? — спросил Пюнд.

— Да. Я заглядывала в журнал регистрации, чтобы проверить. Как я уже сказала, тем утром приходили трое. Миссис Осборн я уже упоминала. Джонни Уайтхед содержит антикварный магазин на деревенской площади. У него был неприятный порез на руке, который загноился. И еще Кларисса Пай, сестра сэра Магнуса, заглядывала с расстройством желудка. По совести говоря, у нее не было ничего серьезного. Она живет одна и склонна к ипохондрии. Скорее всего, ей просто хотелось поболтать. Не думаю, что пропавшая склянка имеет отношение к делу, но она на моей совести, и, наверное, лучше, если вы будете знать все факты. — Эмилия посмотрела на часы. — Есть еще вопросы? Не хочу быть невежливой, но мне пора на обход.

— Вы очень помогли нам, доктор Редвинг. — Пюнд поднялся и сделал вид, что только-только заметил картину маслом. — Что это за мальчик? — спросил он.

— Вообще-то, это мой сын Себастьен. Портрет написан всего за несколько дней до его пятнадцатилетия. Сейчас он живет в Лондоне, и мы редко с ним видимся.

— Очень хорошая работа, — с неподдельным восторгом заметил Фрейзер.

Врач была польщена.

— Картину написал мой муж Артур. По моему мнению, он замечательный художник, и очень жаль, что его талант не нашел признания. Муж пару раз нарисовал меня и сделал прекрасный портрет леди Пай... — Эмилия не договорила. Фрейзеру бросилось в глаза ее внезапное волнение. — Вы ничего не спросили у меня про сэра Магнуса, — сказала она.

— А вы желали бы что-то сказать мне?

— Да. — Доктор помедлила, как если бы спрашивая себя, стоит ли продолжать. А когда заговорила снова, голос ее звучал холодно и сдержанно. — Сэр Магнус был эгоистичным, бесчувственным и самолюбивым человеком. По вине новых домов погибнет чудесный уголок деревни, но и это еще не все. Он никогда никому не сделал ничего доброго. Вы обратили внимание на игрушки в приемной? Их подарила леди Пай, но взамен она ожидала, что мы должны кланяться и брать под козырек всякий раз, когда ее увидим. Наследственное богатство погубит эту страну, мистер Пюнд, истинная правда. Неприятная была парочка, и на вашем месте я не стала бы сильно утруждаться ради них. — Она бросила последний взгляд на портрет. — Правда в том, что половина деревни рада была видеть его покойником, и если вы ищете подозреваемых, то их впору в шеренгу строить.

4

Все знали Брента, смотрителя парка из Пай-Холла, и в то же время никто толком его не знал. Когда он шел по деревне или сидел на привычном месте в «Паромщике», люди говорили: «Вот старый Брент», но при этом представления не имели, сколько ему лет, и даже имя его оставалось своего рода загадкой. Что это: имя или фамилия? Несколько человек помнили его отца. Тот тоже звался Брентом и занимался тем же ремеслом, — по правде говоря, оба они, старый Брент и молодой Брент, работали вместе: толкали ручную тележку и копали землю. Родители его умерли. Неизвестно, когда и как, но случилось это в другой части страны — по уверениям некоторых, в Девоншире. Автомобильная авария. Вот так молодой Брент сделался старым Брентом. Он жил теперь на Дэфни-роуд в карманных размеров хибарке, где и появился на свет. Она стояла в ряду других домов, но соседей никогда не приглашали зайти на огонек. Шторы всегда были наглухо закрыты.

Где-то в церковных книгах можно было разыскать запись о рождении в мае 1917 года некоего Невилла Джона Брента. Наверное, было время, когда его звали Невиллом: в школе или в бытность добровольцем сил местной самообороны — статус работника на ферме обеспечил ему бронь от призыва на войну. Но то был человек без тени, а быть может, тень без человека. Он был одновременно бросающимся в глаза и невидимым, словно флюгер на шпиле храма Святого Ботольфа. Единственная причина, по какой его могли заметить, так это если бы все однажды проснулись и поняли, что он исчез.

Аттикус Пюнд и Джеймс Фрейзер разыскали Брента на территории усадьбы Пай-Холл, где он продолжал выполнять свою работу, пропалывая сорняки и катая тачку, как если бы ничего не случилось. Пюнду удалось убедить его передохнуть с полчасика, и они втроем уселись в розарии, в окружении тысячи цветов. Брент свернул самокрутку пальцами настолько черными, что, закурив папиросу, должен был скорее почувствовать вкус грязи, а не табака. Смотритель парка производил впечатление подростка в теле мужчины. Угрюмый и стесняющийся, он ежился в одежде, слишком просторной для него, на лоб спадал непослушный чуб. Фрейзеру неуютно было сидеть рядом с ним. В Бренте угадывалось какое-то неприятное свойство, как если бы он выведал какой-то секрет, но не желает им поделиться.