И точно. Над ними в небе зависли две точки. Гиелы держались высоко. Раскинув крылья, играли в восходящих воздушных потоках. Казалось, они абсолютно не интересуются шнырами, холмом и Зверем, однако и Родион и Штопочка знали остроту зрения гиел. Умей гиелы читать, и валяйся на траве газета, они с легкостью рассмотрели бы ее заголовок.

Юля вскинула было арбалет, но Родион рукой отвел его:

– Не дразни. Слишком высоко. Добить не добьет, но разозлит.

– Может, они просто патрулируют? – с надеждой спросила Юля.

– Ага. Причем так, что защиту ШНыра почти облизывают, – сказал Родион, оценив мастерство берсерков. – Нет, они именно сюда пришли! Холм разведать.

– А почему через карту не перенеслись?

– Хотят принюхаться, как и чего.

Родион достал старый офицерский бинокль, который любил за хорошую оптику, хотя с настройками у него была беда. Чутко вращая колесико с уважением ко всем фокусам бинокля, Родион высмотрел сперва крепкую уверенную фигуру, приросшую к спине гиелы, затем редкую бородку и лыжную шапку, почти касавшуюся бровей. Все это мелькало в бинокле, а потом надолго исчезало.

Затем в стекла бинокля на миг впрыгнула другая гиела. Казалось, на спине у нее сидит тряпичная кукла. Ее просторная одежда была покрыта снаружи серебристыми полосами и цветными лентами. Ветер трепал их, то позволяя им провисать, то обматывая вокруг шеи гиелы. Казалось, у всадника нет костей. Он то валился назад, оказываясь распластанным на спине гиелы, то проскальзывал под ее брюхом, то вскакивал на седло с ногами.

Сердце у Родиона забилось:

– Танцор и Верлиока! Вот с кем я мечтал встретиться! Эх, пега у меня нет, а под выстрел они точно не сунутся!

Он оглянулся на Штопочку и рванул к ШНыру. Пробежав метров двадцать, Родион остановился и крикнул:

– Обещайте, что будете сидеть тихо!

– Как мышки! – вкрадчиво сказала девица Штопочка.

Родиону не понравилось, как она это произнесла, и не понравился взгляд, который она при этом бросила на Зверя, однако все это он сообразил уже на бегу. Он увяз в раскисшей жиже у ручья и едва не потерял ботинок. С трудом выдернул его и, таща с собой ком грязи, поднялся по склону к ограде ШНыра, перевалился в парк и оттуда, собирая все колючки, устремился к пегасне.

Когда Родион наконец добрался до пегасни, боевой пыл его уже угас. Желание сражаться с Танцором и Верлиокой улетучилось. Отыскивая в амуничнике седло, которое ШНыру не жалко будет потерять, если берсеркам повезет больше, Родион размышлял, что боевой пыл вещь ненадежная. Допустим, война. На дворе холодная осень. Ты несколько недель спал на земле, шинель сырая, окопы раскисли, тебя бьет кашель. И вот хмурым утром, дождавшись конца артобстрела, ты бежишь на пулеметы и колючую проволоку, пару раз, не целясь, стреляешь в сторону неприятельских окопов, не видя даже врага, и тебя занимает лишь мысль, убьют тебя или ранят. Нет, здесь пылом не вытянешь. Здесь должно быть что-то иное. Какая-то земная, ровная сила должна пробудиться, иначе сгинешь.

Поначалу Родион хотел взять Митридата. Однако Митридат, на котором кто-то недавно нырял, еще не отдохнул, и Родион втащил седло в денник к Арапу. На Арапе обычно летал лишь Меркурий, прочие же выбирали его редко.

Вороной белолобый Арап очень уж поддавался настроениям. Случалось, пугался незнакомой тряпки или куста, шарахался и мог раздробить всаднику колено о дерево. Бывали же дни, когда Арапу вожжа под хвост попадала, и тогда он не боялся вообще ничего. В один из таких отважных дней он понес Меркурия навстречу электричке, явно собираясь грудью снести ее со шпал.

Оседлав Арапа, Родион вывел его из пегасни. Проминая жеребца, он пытался понять, в котором из двух своих настроений тот находится: в том, когда боятся тряпок, или когда сносят электрички. Однако ни тряпок, ни электричек поблизости не было, и этот важный вопрос остался непроясненным.

Высоту Родион набирал постепенно, держась ограды ШНыра. Попутно он пытался почувствовать жеребца настолько, чтобы тот, став его частью, доверился бы ему безоговорочно. Вздумай Арап мудрить – и он, и его всадник обречены. Арап пока слушался, но все же, как с тревогой определил для себя Родион, «подтупливал». Это Родиона тревожило. Когда подаешь команду поводом или касаешься бока лошади шенкелем, важно, чтобы пег повиновался сразу.

Набирая высоту, Родион высматривал Танцора и Верлиоку, однако почему-то не видел их. Мешали мелкие тучки, похожие на ватки. Розоватые, фиолетовые, белые. Ватки скомканные. Ватки вытянутые и распушенные до полной прозрачности. Родион проносился сквозь них, ощущая, как мелкие капли оседают на лице и коже куртки.

Родион не знал, где сейчас Танцор и Верлиока, однако подозревал, что где-то над тем большим облаком. И еще одна вещь не нравилась Родиону: он почему-то не видел на холме Зверя и Штопочку, а видел одну Юлю. Юля стояла с арбалетом в руках, изредка вскидывая его и начиная целиться.

– Не стреляй! Они этого и добиваются! Им нужно разрядить твой арбалет! – зло крикнул Родион, но в крик не вкладывался – знал: Юля все равно не услышит.

Так оно и случилось. В какой-то момент Родиону показалось, что она выстрелила и промахнулась, потому что она раздраженно махнула рукой и начала торопливо перезаряжаться, то и дело с тревогой поглядывая наверх.

Родион посмотрел в сторону, куда до того целилась Юля, и увидел кожистые крылья гиелы, а над ними темную точку. Все это мелькнуло лишь на миг, однако по повороту крыльев гиелы и по движению накрененной фигуры берсерка Родион все понял. Гиела была готова к атаке с пикирования. Сложив крылья, она сверху упадет на Юлю, которая не успеет выстрелить во второй раз.

Не мешкая, Родион закричал на Арапа и наугад бросил его наперерез, туда, где гиела, по его расчетам, окажется несколько секунд спустя. Он мчался, не видя своего противника, однако надеясь сшибить его грудью коня прежде, чем тот доберется до Юли. Арап вроде бы не противоречил, однако, как Родион понял уже несколько секунд спустя, послушался лишь потому, что не видел гиелы. Когда же увидел, стал забирать в сторону. Эту хитрость жеребца Родион уловил. Не раз получавший раны, Арап сделался трусоват. Он не понимал, что, бросившись на гиелу грудью, сшибет ее прежде, чем будет укушен. Все же другие варианты для него смертельны.

«Эх, Цезаря бы! Или Митридата! Ну да что ж теперь!» – с отчаянием подумал Родион.

Берсерк был уже близко. Родион видел его со спины, пригнувшегося к седлу гиелы и находящегося на той беспроигрышной линии, которая выведет его на Юлю. По плотной фигуре, слитно и цепко сидящей в седле, Родион мгновенно определил, что это Верлиока. Родион помнил, что Верлиока бьет из пары арбалетов с обеих рук, а потом метает молот.

Дотянуться до своего шнеппера Родион не пытался. Пока что Верлиока, отвлеченный Юлей, его не видел. Скорость была бешеная. Ветер срывал Родиона с седла. Слизывал, как говорили в ШНыре.

За несколько мгновений до столкновения Арап попытался раскинуть крылья и пронестись выше цели. Родион понимал, что это верная смерть. Глупость жеребца отнимала у него верную победу и обеими руками заталкивала их обоих в могилу.