Иоанн со своими притязаниями на трон вольно или невольно оказался частью более широкого движения: количество желающих бросить вызов императору было велико. Одним из них был Константин Дука, сын императора Михаила VII, молодой человек с безупречной родословной, но слабохарактерный и очень болезненный. После прихода к власти Алексей I внимательно следил за ним, понимая, что Константин является его потенциальным противником в борьбе за императорский трон. Ради сохранения лояльности Константина Алексей вскоре после рождения своей старшей дочери Анны Комнины в декабре 1083 года устроил его помолвку с ней{314}. Если верить слухам, распространявшимся по империи и за ее пределами, то этот союз не мог дать наследника: в 1078 году Константин, по-видимому, был кастрирован Никифором III Вотаниатом{315}.

После того как Константин не продемонстрировал особого желания бунтовать, внимание императора переключилось на человека, характер которого соответствовал его происхождению. Никифор Диоген был сыном Романа IV, потерпевшего унизительное поражение при Манцикерте в 1071 году. Алексей I внимательно следил за развитием Никифора и его младшего брата. «Мальчики были, как два львенка, – говорит Анна Комнина, – император воспитывает их так, будто это его собственные дети». Он никогда не сказал в их адрес ни одного плохого слова, неизменно заботясь об их насущных интересах. «Там, где другие могли смотреть на мальчиков Диогена с подозрением, – пишет Анна, – Алексей I предпочитал относиться к ним с честью и любовью». По крайней мере так утверждает дочь императора{316}.

Теперь Никифор стал сильнейшим из претендентов на трон. В отличие от Алексея, он был «порфирородным» – таковыми считались все дети правящих императорских фамилий, рожденные в порфировой палате императорского дворца. Никифор также обладал сильными личностными качествами – природным обаянием, притягательным характером и приятной внешностью. Он произвел впечатление даже на Анну Комнину: «Он обладал могучим телосложением и хвастался, что может помериться силой с гигантами; кожа у него была смуглой, грудь – широкой, и он на целую голову возвышался над всеми современниками. Каждому, кто наблюдал, как он играет в мяч, гарцует на коне, мечет стрелы, потрясает копьем или правит колесницей, казалось, что перед ним некое новое чудо; он разевал рот от восхищения и разве что не застывал на месте»{317}.

Летом 1094 года, когда император предпринял очередную кампанию на Балканах, Никифор взял инициативу в свои руки. Решив убить Алексея I лично, а не перепоручать эту задачу другому, однажды вечером он подобрался к императорской палатке, спрятав меч под мышкой. Однако тогда Никифор не смог выбрать нужный момент (как говорят, из-за юной девушки, отгонявшей комаров от спящего императора, и императрицы, сопровождавшей Алексея I в походе) и решил отложить задуманное. В следующий раз Никифору помешал часовой, заметивший, что тот вооружен, хотя вроде бы шел купаться{318}.

Будучи проинформированным о таком подозрительном поведении, Алексей I попросил своего брата Адриана, командующего армией на западе, вмешаться, не придавая делу огласки. Император опасался, что известия о заговоре еще сильнее ослабят его позиции. Однако Адриан знал о планах Диогена больше, чем представлял себе император. Возвратившись, он сообщил, что не обнаружил никакого готовящегося заговора{319}. Император был вынужден прибегнуть к более резким мерам. Никифора схватили, подвергли пыткам, и он сознался во всем.

Узнав точно, кто оказался замешанным в заговоре, Алексей I пришел в замешательство{320}. В числе заговорщиков оказались бывшая императрица Мария, бывшая супруга Михаила VII и Никифора III Вотаниатов, которые в свое время были так близки Алексею, и муж его сестры Марии Комнины Михаил Таронит{321}. Кроме того, Никифор заручился поддержкой ведущих членов сената, высших армейских офицеров и влиятельных аристократов{322}. Они не были указаны по именам в «Алексиаде», которая является основным источником информации об этом периоде. Список заговорщиков дипломатично скрыт, чтобы не раскрывать размах заговора. Тем не менее некоторых основных его сторонников установить можно. Главным из них был родной брат Алексея I Адриан.

Надо сказать, что командующий армиями империи на западе был для Никифора ключевой фигурой. Благодаря женитьбе Адриана на единоутробной сестре Никифора мужчины являлись друг другу зятьями, и то обстоятельство, что Адриану, кажется, были известны детали предыдущей попытки заговора против императора, позволяет предположить, что он тоже мог быть в нем замешан{323}. То, что он тоже участвовал в нем, подтверждается еще кое-чем: после того как все раскрылось, Адриан исчез.

Он не играл никакой роли во время Первого крестового похода, не наблюдал за переходом отрядов из Западной Европы через территорию Византии, когда они двигались к Константинополю, и не встречал их в столице. Когда споры и недопонимание переросли в открытый конфликт и не оставили Алексею I другого выбора, кроме применения силы против рыцарей, Адриана нигде не было – командовать контратаками императорских войск были назначены другие. Он отсутствовал в Никее до, во время и после осады города в 1097 году. Несмотря на то что Адриан занимал высший пост в императорской армии, сопровождать крестоносцев на пути в Антиохию через Малую Азию во главе императорской армии отправили не его. Ни в одном из многочисленных первоисточников, касающихся Первого крестового похода, не упоминается его имя и нет даже намека на его существование. На самом деле он оказался в опале, поэтому прожил остаток жизни в монастыре, имя Адриана исчезло из имперской пропаганды, а его дети в XII столетии были отлучены от власти{324}.

Из поля зрения исчезли и другие важные политические фигуры, что также указывает на их участие в заговоре. Одной из них был Никифор Мелиссен: однажды он уже был соперником Алексея I в борьбе за власть, а теперь превратился в завистника, нападающего на императора и провоцирующего смуту{325}. Он тоже тихо исчез{326}. То же относится к Никифору Комнину, о котором известно очень мало. Можно сказать с уверенностью лишь о том, что он некоторое время, до 1094 года, командовал императорским флотом{327}. К моменту начала Крестового похода этот пост занимал уже Евстафий Кимениан{328}. Таким образом, против Алексея I выступила не только византийская элита – собственная семья тоже бросила императора.