Притащил меня в этот дом, к этим идиотским фотографиям, к этой рухляди, к этой дохлой медвежьей шкуре…

Катя чувствовала: приятельница ее что-то недоговаривает.

Очень многое недоговаривает. Она ведь хотела «посоветоваться». Так все-таки о чем?

— Я видела фото внизу, — сказала Катя осторожно. — Но это же всего лишь съемки старого немого фильма.

— Кто тебе про «Медвежью свадьбу» сказал? Степан? — Голос Лизы неожиданно зазвенел.

— Нет. Анна Павловна и Дима. Что ты так разволновалась, Лиза?

— Ничего! Старая ведьма. Единственное, наверное, что она еще помнит, глаза Лизы сверкнули. — В этой семейке, Катя, женщины либо мрут молодыми, либо на старости лет совершенно выживают из ума. Заметила, ее даже смерть мужа не тронула. Все чувства уже атрофировались. Только и помнит: «Медведь утащил графиню!», «О чем умолчал Мериме?» — Лиза передразнила старую актрису.

— Ну и о чем же умолчал Мериме?

Они вздрогнули. Степан бесшумно появился из-за шторы.

Видимо, он прошел через балкон и незапертую балконную дверь.

— Секретничаете? Хорошенькая тема для секретов. — Он приблизился к Лизе и приподнял ее лицо за подбородок. — Когда женщина возбуждается, это чувствуется на расстоянии.

Ну же… Моя злая Дюймовочка… Наверняка жалуется, что я с ней груб. Катя, а Вадим бывает с тобой по-настоящему грубым, а?

Катя поднялась с кресла. Если эти двое сейчас начнут выяснять отношения — лучше убраться.

— Димка внизу бродит как потерянный. Весь на взводе.

Обаяли его и бросили. Мы с братаном чувствуем настроение друг друга. Он обнял невесту и поцеловал ее в шею. — Потом пахнешь, Дюймовочка, я ж говорил — смени мыло…

И не надо вырываться, кожицу оцарапаешь. Не надо, не надо вырываться из моих медвежьих лап, — преодолевая сопротивление Лизы, он снова поцеловал ее — на этот раз в губы, — ферменты слюны… а на вкус ничего, приятно даже.

Кать, кстати, мой брат напился именно из-за тебя. И что будем делать, а? Он человечек вообще-то приятный. Во всех отношениях.

Катя терялась под его взглядом. После Лизиных рассказов, после увиденного в школе она чувствовала себя с Базаровым неспокойно. Хотелось, чтобы сюда наверх поднялся Мещерский.

— Ладно, девочки, мы с Димкой люди смирные и навязываться не привыкли. — Степан отпустил свою невесту. — Ну что смотрите? Я, между прочим, за вами. Внизу все уже в сборе, только вас ждут.

— Катюш, я за тобой, — в дверях появилась знакомая хрупкая фигурка желание Кати сбылось. — Степ, тебя к отцу просили зайти.

Мещерский озирался удивленно.

— Что это с вами?

— Ничего, — Катя направилась к двери. — Поздно уже, пора домой.

Однако, спустившись вниз, она поняла, что домой сейчас уехать не удастся. В доме вроде бы прибавилось гостей. Она узрела четверых весьма импозантных мужчин в отлично сшитых костюмах, оживленно беседовавших с Валерием Кирилловичем в гостиной. Мещерский тишком пояснил, что опоздавшие иностранцы, какие-то боснийские сербы, вроде бы сподвижники Радована Караджича — офицер высокого ранга и его сыновья. Якобы близкие друзья старших Базаровых.

У Кати сложилось впечатление, что иностранная эта делегация прибыла даже не столько на поминки по «патриарху», сколько на иное, менее траурное мероприятие.

И она не ошиблась. Не прошло и десяти минут, как почти все гости, подгоняемые Валерием Кирилловичем, рассредоточились по машинам. Оказывается, Степан приглашал всех поприсутствовать на Посвящении: несколько воспитанников его школы заканчивали обучение, и сегодня вечером им «присваивали диплом».

Стояла липкая, влажная, душная ночь. Где-то за Клязьмой рокотал гром. Долгожданная гроза приближалась. Поляна перед соснами была ярко освещена фарами припаркованных машин. К тому же перед самым жертвенником разложили два больших костра.

Церемония Посвящения уже шла полным ходом. Дюжие, освещенные красным светом пламени, обнаженные по пояс ученики школы, выстроившись в две шеренги и образовав нечто вроде живого коридора к жертвеннику, скандировали, точно солдаты на походе. Катя сначала плохо разбирала слова: «Сбросив с себя доспехи… Как боги неистовые бились…

Сильные, как медведи… Разили врагов направо и налево, молниям подобно…» Это походило на грозный гимн без музыки.

Она украдкой оглядела гостей. Валерий Кириллович, еле державшийся на ногах и опиравшийся на руку своей жены, что-то шепотом объяснял боснийским сербам. Те улыбались, одобрительно качали головой. Потом двое из них разделись до пояса и тоже встали в шеренгу. На груди их Катя заметила какую-то сложную татуировку. Мещерский тянул шею от любопытства, Лиза угрюмо смотрела на огонь. Среди молодежи не было только Ивана Базарова. Он опять отсутствовал.

Степан стоял сбоку от жертвенника: темная фигура на фоне леса. Затем он медленно приблизился к пню и… Наверное, в срезе его были выдолблены специальные углубления, потому что он вытащил финки, перевернул их и снова укрепил крест-накрест, только теперь остриями вверх.

— С богом, — сказал он и подал знак.

Посвящение оказалось весьма эффектным зрелищем, прямо языческим обрядом, как поначалу показалось Кате. Парни делали разбег, прыжок, сальто в воздухе, перемахивая через ножи. Все это было у них отработано подобно цирковому трюку. Затем они бежали к реке — всплески, гомон. Они переплывали Клязьму туда и обратно, возвращались мокрыми, запыхавшимися. Катя насчитала семь посвященных. Когда «крещение в воде» завершилось, Степан прошелся перед ними. Казалось, он с силой ударял каждого ученика ладонью в голую грудь; Катя вытянула шею, пригляделась получше, и по коже ее поползли мурашки: Базаров всаживал в каждого посвященного металлической значок с эмблемой школы.

Значок на длинной острой ножке-гвоздике, из тех, что крепятся на военные мундиры. Только у него эти гвоздики вдавливались прямо в кожу. Парни, однако, казалось, и не замечали ни боли, ни тонких струек крови, стекавших из ранок.

А потом полыхнула молния. Ударил гром, и хлынул сильнейший ливень. Костры потухли. Зрители побежали к машинам. В «Жигули» Мещерского сел Дмитрий. Вода текла с него ручьем.

— Ниагара прямо. С самого утра собиралась. Сереж, добрось меня до дачи, а то в дядькину колымагу эти югославы сели, хвалят взахлеб нашего русского медведя, — сказал он. — Я и не знал, что они приедут. Степка всегда что-нибудь отколет. Превратил поминки черт-те во что. Другого дня для своего балагана выбрать не мог! Катя, не отодвигайтесь от меня.

Видите, я и так делаю все возможное, чтобы не испачкать ваше красивое платье.

— Дим, как нам потом на шоссе выбраться? — спросил Мещерский, бросая в зеркальце мимолетный взгляд на него и Катю. — В темноте и по такой погоде я плохо ориентируюсь.

— Доедете до развилки, там будет указатель. Налево Половцево, а вам направо поворачивать. Проедете три километра и у поста ГАИ выскочите на магистраль.