Посреди цеха стояла перепуганная Софочка, прижимавшая к груди какую-то жестяную коробку, на вид очень старую. У Василисиной бабушки в такой коробке хранились нитки и всякие лоскутки. На крышке была нарисована розовая, как пастила, барышня, выглядывавшая из окна, и Василиса очень любила ее разглядывать. Барышня была немного стершейся и кое-где проржавевшей, но все равно прекрасной. Бабушка говорила, что в таких коробках когда-то хранили пудру, помаду и склянки с духами. У каждой уважающей себя женщины была такая!..

– Извините, – пробормотала Василиса. – Я не знала, что вы уже на работе, дверь почему-то закрыта. Я вот… звезды принесла…

– Выйди, – незнакомым голосом приказала Софочка. – Положи звезды и выйди.

Василиса сунула огромный и очень неудобный пакет, который она так бережно несла, на ближайший стул. Она ничего не понимала.

– А что случилось?

– Ничего не случилось. Выйди и закрой за собой дверь!

– На ключ? – поразилась Василиса.

Софочка решительно пошла на нее, она попятилась и вскоре оказалась в коридоре. Дверь захлопнулась.

Некоторое время – довольно долго! – Василиса бесцельно бродила по театру и очень переживала. Она не могла понять, за что Софочка так на нее рассердилась.

Она даже залезла на шестой этаж и выбралась на узкий чугунный мостик, проходивший над колосниками и соединявший две половины театра, правую и левую, «мужскую» и «женскую». Раньше, в старину, и гримерные были строго с разных сторон, а потом все перемешалось. Только цеха остались в соответствии с традициями: парикмахерский, костюмерный, пошивочный на «женской» стороне, а бутафорский, поделочный, декораторский и механическая мастерская на «мужской». Налегая животом на узкие чугунные перила, Василиса смотрела вниз, там далеко-далеко виднелась сцена, сейчас пустая. Она всегда страшно боялась высоты, даже со второго этажа старалась не выглядывать, а в театре совершенно не боялась! Она смотрела долго, пока не закружилась голова, и все думала, почему Софочка ее прогнала.

Потом в буфете она выпила сладкого чаю с лимонным пирогом. Юрий Иванович устроил так, что актерский буфет был открыт всегда, ежедневно, не важно, есть ли спектакль, нет ли. Каждый, кто работал в театре, мог прийти и поесть в любой момент. Этим пользовались студенты из театрального общежития напротив, занятые в массовках и кордебалете. И Василиса пользовалась. В актерском буфете полный обед стоил восемьдесят рублей, а в самой дешевой кафешке рублей сто пятьдесят, вот и считайте!.. И повариха Тамара Семеновна, очень любившая театр и артистов, старалась изо всех сил. Щи у нее всегда были огненные и наваристые, котлеты величиной с ладонь, гречка рассыпалась одна к одной, и непременный кусок сливочного маслица растекался по гречневой горке очень аппетитно. В пирогах всегда была щедрая начинка, и чай заваривали не из глупых пакетиков, а самый настоящий, рассыпной, и он получался янтарный, крепкий!..

Там, в буфете, ее и нашла встревоженная Софочка. Она вбежала, запыхавшаяся, увидела Василису за столиком и втиснулась рядом.

– Вот ты где! – сказала она виновато. – А я думаю, куда девочка пропала!..

– Я не пропала, – ответила Василиса, не зная, продолжать обижаться или перестать.

– Ты меня извини, извини, пожалуйста, – заговорила Софочка почти шепотом. – Я не ожидала, что ты так рано придешь! Я… просто… кое-какие ценные вещички… да какие ценные, всякую ерунду памятную на работе держу. Дома целыми днями нет никого, боюсь, вдруг украдут! Жулики какие-нибудь влезут и украдут. А отсюда-то уж точно не пропадет. Вот ты меня врасплох и застала!..

Василиса пожала плечами.

– Я достала, чтобы посмотреть… ну, полюбоваться, вспомнить, а тут вдруг дверь открылась, вот я и не сдержалась.

– Да что вы, Софочка, – сказала Василиса, окончательно перестав обижаться. – Я все понимаю.

– Вот и умница, девочка. Ты только не говори никому, что… видела. Договорились? – И Софочка улыбнулась какой-то заискивающей улыбкой.

– Да я ничего и не видела!

– Так и есть, так и есть! Ох, господи, как нескладно получилось. Но ничего, ничего, уж теперь о чем говорить…

Василиса покивала, с ее точки зрения, говорить на самом деле было не о чем.

Постепенно вся эта история забылась, хотя иногда Василисе казалось, что Софочка к ней переменилась и смотрит иногда как будто с сомнением, но и это тоже закончилось. Жестяная коробка с розовой барышней вспомнилась ей, только когда в костюмерном цехе был устроен тот ужасный разгром.

Федя выслушал рассказ очень внимательно, даже не перебил ни разу.

– И ты думаешь, это Софочка там все разгромила? – спросил он наконец.

– Я не знаю, Федя. Но там ведь явно что-то искали, да? А искать можно только то, что спрятано!

– Получается все наоборот. Софочка не могла там ничего искать, потому что она-то знает, где лежат ее сокровища! Она же их сама прячет!

– Точно! – обрадовалась Василиса. – Так и есть! Слушай, какой ты молодец!

– Я?! – задумчиво удивился Федя.

Они сидели на холодной железной лавочке под козырьком остановки, снег в свете фонарей все летел и летел.

– А какой величины коробка?

Василиса показала какой.

– Интересно, что там может быть?

– Какая разница?!

– Очень большая разница! Если действительно искали то, что прячет Софочка, и для этого нас с тобой заперли в подвале, значит, игра стоит свеч.

– То есть?

– То есть в коробке нечто очень ценное, и тот, кто шуровал в костюмерной, об этом знает. Откуда? От Софочки?

– Мне кажется, она никому не рассказывала про коробку! – подумав, проговорила Василиса. – Она и меня-то испугалась как будто. И недовольна была, что я увидела.

– Слушай, автобусы в этом городе что, совсем не ходят? Мы сорок минут сидим!

– Почему, ходят. Мы просто их пропускаем.

– Понятно.

Федя еще посидел немного, потом поднялся и зачем-то отряхнул брезентовые штаны необычайной ширины.

– Нам надо с ней поговорить, с твоей Софочкой. И узнать, пропала коробка после разгрома или нет.

– Как поговорить?! Тогда она узнает, что я все тебе рассказала!

– Узнает, ну и что?

– Как – что?! Она меня выгонит с работы, Федя! Она же просила никому ничего не рассказывать!

– Она просила в прошлой жизни, – заявил Федя довольно жестко. – Когда не было ни убийств, ни ограблений и никто о них не думал. А в этой нам надо с ней поговорить. Бр-р, как я замерз!.. И есть охота страшно!

Он вышел на тротуар и поднял руку. Через минуту рядом затормозила желтая машина с шашечками на борту. Федя распахнул заднюю дверь.

– Садитесь, Кузина Бетси! – прокричал он. – Экипаж подан!