— А вот этого я делать вам не рекомендую, — Петр Игоревич поднялся, и в его руке тускло блеснул револьвер.

Катерина, как ни странно, ничуть не испугалась. Давнее цирковое прошлое, казавшееся ей прочно забытым, вдруг ожило в ней. Она вспомнила Василия Ильича и Альку Аренских, которые увлеченно преподавали Ольге некоторые приемы вольной борьбы — мол, они могут понадобиться в её клоунских репризах. Ольга потом, смеясь, осваивала их с Катериной, а та как-то шутя, неожиданно для себя, вдруг бросила через бедро Герасима, на что он шутливо жаловался Аренскому: научил женщин на свою же голову!

Глядя в глаза так вдруг изменившемуся, а раньше простецкому, добродушному Петруше, она шагнула прямо на револьвер. Врач, решивший её просто попугать, от неожиданности отшатнулся. Катерина нырнула ему под руку и заломила её за спину. От волнения она сделала это так резко, что Коровин вскрикнул и выронил револьвер. Не отпуская руку, молодая воительница довела его до двери, открыла и выпроводила неудачливого посетителя в коридор.

Она закрыла дверь изнутри, но, помня, как он проник в номер в её отсутствие, продела в ручку двери ножку стула…

Когда Петра Игоревича Коровина вызвали в ОГПУ и предложили, памятуя его прежние заслуги перед революцией, приглядеть за уезжающими во вражескую страну врачами, он, не колеблясь, согласился. По его мнению, офицер, состоящий на страже безопасности страны, был абсолютно прав, не доверяя старым медикам: они все учились ещё при царской власти, активно лечили аристократов и их деток… Где еще, как не в этой среде, могли прятаться затаившиеся враги?

Выданный ему — на всякий случай! — револьвер и вовсе поднял Петрушу в собственных глазах. Кому же, как не ему, можно доверить охрану революционных завоеваний? Он забыл, что и сам поступал в институт при той же царской власти и не только не платил за обучение, а, признанный талантливым учеником, сам получал стипендию от этой власти!..

Только что он парил в горных высотах, точно орел, чувствуя себя могущественным и внушающим страх, и вдруг такой афронт! Он даже заплакал от бессилия, прислонившись к стене гостиничного коридора. Эта… шлюха, которую он собирался приручить: запугать, заставить валяться у ног… А потом и в постели!.. Она так с ним обошлась! Ведь стоит ему замолвить где надо слово о её связи с этим буржуем Астаховым, сбежавшим от революции в Швейцарию… Что там ГПУ, муж прекрасной переводчицы небось дорого даст за такие сведения! Но почему тогда она не испугалась? Не виновата или настолько развращена? Может, между ними ничего не было? Но тогда почему она не ночевала в номере?

В своих планах шантажа Катерины он никак не мог предусмотреть такого поворота событий. Любая женщина в этих обстоятельствах — или почти любая! согласилась бы хоть выслушать: чем он располагает, какие способы давления на неё собирается применить? Поторговалась бы, наконец! А эта? Случившееся ни в какие ворота не лезло! И потом… Револьвер! Что он скажет капитану Мережко, давшему это ответственное задание? Завалил все дело, не успев начать?!

Петруша метался по своему номеру, проклиная себя за ротозейство и слабость к прекрасному полу: чем увлекаться переводчицей, мог бы повнимательнее приглядеться к коллегам, которые тоже ведут себя отнюдь не безупречно. Разве не подозрительно знакомство Фирсова с тем же Астаховым? Или знакомство Верещагина с Есениным — поэт явно живет не по средствам, и ведет себя за границей, точно в родном доме.

Пока он таким образом размышлял, Катерина решила не медлить и, подняв трубку, попросила телефонистку соединить её с номером Астахова в "Регине". Тот откликнулся сразу, будто ждал её звонка.

— Катюша, что-то случилось?

— Случилось. Коленька, ты не мог бы прийти?

— Иду. Выхожу немедленно. Ты только не волнуйся.

Наверное, прозвучало в её голосе что-то, заставившее его забеспокоиться… У Катерины потеплело на душе. И вообще, непонятное творилось с её душой. То, что она прежде считала броней, оказалось просто ледяной коркой. Но не слишком ли стремительно она таяла? Опять её захватывали события и тащили в водоворот чувств против воли. Вернее, против привычки к определенному укладу жизни. Опять начинать сначала?

Теперь от нахлынувших на неё чувств в опасной близости появились слезы, а ведь она уже и забыла, когда плакала! С некоторых пор она стала подолгу изучать себя в зеркале, и с удивлением обнаружила, что её лоб в задумчивости пересекают две вертикальные складки, а когда она хмурится, лицо становится угрюмым и некрасивым. В плохом настроении у неё никнут плечи, а шея будто теряет высоту и надламывается. Словом, Катерина поняла, что представляла себя совсем другой…

Когда она выталкивала за дверь Петрушу — интересно, что сказал бы Дмитрий, увидев столь непривычную её воинственность? — то поймала себя на желании изо всех сил ударить его. Причем не по-женски, пощечиной, а по-мужски, с замахом, кулаком… В дверь постучали.

— Кто там? — спросила она, с трудом выныривая из задумчивости, забыв, что сама позвонила Астахову.

— Это я, Катенька, открой! — услышала она знакомый голос и принялась разбирать баррикаду из стула. — Откуда у тебя револьвер?

Катерина, оказывается, до сих пор сжимала его в руке. Она рассказала возлюбленному о посетителе, неизвестно как проникшем в запертый номер.

— Ну, это вовсе не так сложно, как ты думаешь. И что он от тебя хотел?

— Не успела расспросить, — хмыкнула она. — Я ведь рассказывала, как выступала с цирковой труппой…

— Он шантажировал тебя прошлым?

— Погоди, просто я начинаю от печки… В общем, когда-то мы с твоей племянницей кое-чему научились у наших борцов. Так, ерунда, каких-нибудь два-три приема самозащиты.

— Хочешь сказать, что ты у своего нежданного гостя отняла револьвер? Ты хоть знаешь его? Кто это?

— Представь себе, один из наших врачей.

— Тот, что следил за тобой?

— Он самый!

— Интересно… — Астахов взялся за трубку.

— Ты хочешь с ним поговорить?

— Не имею ни малейшего желания… Герр Фогель, — сказал он в трубку, вы говорили, что если у меня возникнут какие-то неприятности… Вы были правы, это не ваши люди, но слежка, как говорится, имела место. Да, и я знаю, кто это!

Некоторое время спустя кто-то постучал в комнату Петра Игоревича Коровина.

— Администратор отеля, — сказал из-за двери мужской голос.

Петруша открыл, и тут же мощной рукой был отброшен на середину комнаты, а в его номер вошли трое незнакомцев в плащах и шляпах, надвинутых на глаза.

— Берлинская полиция, — проговорил один из вошедших по-русски, но с сильным акцентом. — Это ваш револьвер?

— Н-нет, — внезапно пересохшим горлом заблеял Петруша.

— А если мы обнаружим на нем ваши отпечатки пальцев?

— Кажется, я ошибся, — он без сил рухнул в кресло. — Это действительно мой револьвер!