Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Интересно, – хмыкнул Меркулов.
– Но я ни на секунду не допускаю, что Слава может влипнуть во что-то гнусное! – Турецкий аж стукнул кулаком по столу.
– Я тоже, Саша, успокойся. Вполне возможно, что Колобов оказал Федорову какую-нибудь услугу и член коллегии Министерства внутренних дел в свою очередь помог ему чем мог: конфиденциально обратился к руководителю Московского уголовного розыска.
– Ладно, вот объявится Яковлев, встретимся и тогда уж погоняем чаи, – взглянув на часы, сказал Турецкий.
– Веришь, что объявится?
– Конечно. Я его как свою левую ногу чувствую…
– Все вы его чувствуете, а его до сих пор нет, – проворчал Меркулов. – Кстати, Саша, ты еще не допросил этого доктора Чижа? – уже вслед задал вопрос Меркулов.
– С ним тоже проблема. Видимо, перепугался сильно, нарофоминцы его уже сутки разыскивают…
– Так у тебя, выходит, на данный момент только один свидетель остался, который может подтвердить смерть этого Юрия Иванова! – воскликнул Меркулов. – И тот сотрудник МУРа, старший лейтенант Бодров, который входит в следственную бригаду по этому делу… Ну и дела!
– Вот именно, Костя. Опять смерть Иванова ускользает из наших рук, – сокрушенно махнул рукой Турецкий. – Если Чижа не отыщут, то… И судмедэкспертиза не поможет: мало ли людей с одной группой крови.
Турецкий попрощался и вышел из кабинета. А может, и к лучшему, подумал он, уже сидя за своим столом и черкая ручкой на листе. Если бы вчера состоялся допрос Чижа, то Ангелина уже сегодня была бы арестована. А в той игре, которая, как сказал Меркулов, только начинается, эта дамочка нам нужнее на свободе.
Турецкий остановился посредине просторного кабинета и стал разглядывать обстановку.
– Что будем пить, Александр Борисович? – раздался высокий, но жесткий голос.
Турецкий оглянулся. Из боковой двери, ведущей, по всей вероятности, в комнату отдыха, вышел коренастый, пожилой мужчина с проседью на висках. Дорогой костюм, галстук, прижатый к рубашке дорогой английской булавкой, – все выдавало в хозяине кабинета бизнесмена высокого полета.
– Как вы узнали, что это я? – поинтересовался следователь.
– Ничего сложного: видеоконтроль за всеми входами.
– Ну да, конечно… – буркнул следователь.
– Так что будем пить? – повторил свой вопрос Тураев.
– А это обязательно?
– В неофициальной беседе это желательно, – улыбнулся Тураев и кивнул на дверь, ведущую в комнату отдыха. – Проходите.
В небольшой в сравнении с кабинетом комнате уже был накрыт стол.
– Ого! – не сдержался от восклицания Турецкий. – С моей стороны было бы весьма неосторожно садиться с вами за такой роскошный стол…
– Почему вдруг? – удивленно вскинул брови Тураев.
– Пойдут кривотолки о том, как бизнесмен Тураев прикармливает следователя Турецкого.
– Ну вы не золотая рыбка, Александр Борисович, а я – не старуха у разбитого корыта, хотя все под Богом ходим! Люди, которые работают у меня, знают, что только я могу давать им каждый месяц солидную зарплату. Зачем же они будут подсиживать курочку, несущую золотые яйца?
– Однако, насколько я слышал, кому-то вы дорогу перешли.
– Это еще вопрос, кто кому перешел! Но иных уж нет…
Тураев наполнил рюмки, они выпили, и начался деловой разговор.
– Я вполне допускаю, Александр Борисович, что, прежде чем идти ко мне, с кое-какой информацией обо мне вы ознакомились.
– Ознакомился, конечно. Точнее, сам я информацию не искал, мне принесли ее на блюдечке с голубой каемочкой.
– Понятно. Значит, вы меня реально оцениваете?
– Вполне. На такой высоте быстро убирают лишних…
– Но я пока еще здесь, хотя кому-то я – кость в горле. Пожалуй, вы догадываетесь, зачем я вас пригласил?
– Догадываюсь: о телевидении будем говорить.
– Ну почти. Хотя прежде – о двух моих коллегах по концерну, Олеге и Сергее Колобовых. Не буду скрывать: Юрия Степановича Иванова они навещали по моей просьбе.
– И что они сделали с Ивановым?
Тураев удивленно приподнял брови.
– Насколько я знаю, среди мертвых только Олег.
«Не знает или притворяется?» – подумал Турецкий, а вслух заметил:
– Тогда среди кого Иванов?
– Не пастух я партнеру моему…
– Не лукавьте, Ильяс Георгиевич, еще какой пастух! Другое дело, что сами с хлыстом не ходите.
– Знаю вас как человека неподкупного, Александр Борисович…
– Это откуда же? Наши дорожки до сих пор, кажется, не пересекались.
– Мы тоже собираем банк данных, – улыбнулся Тураев.
– Хорошо, буду знать и сторониться порочащих связей. А теперь поведайте, что вы хотите от меня?
– Во-первых, хочу развеять возможные подозрения в том, что я желал бы неприятностей господину Иванову…
– Развевайте, – Турецкий сделал приглашающий жест.
– Отношения концерна «Кононг» и телекомпании Иванова носили не столько экономический, сколько политический характер, если брать в расчет наш интерес…
– А его интерес?
– Конечно, деньги! Так вот, началось с того, что вложили мы в его компанию изрядную сумму. Теперь уже неважно какую. Нам было совершенно безразлично, кого из претендентов на президентское кресло он будет лоббировать. Главное, чтоб он не забывал провести в Думу нашего человека. Небось, спросите сейчас, кого?
– Не спрошу. Пока. Сейчас более интересно, насколько ради вас расстарался Юрий Степанович?
– Немного. Собственно говоря, почти никак. Пару раз упомянул добрым словом и разок показал фотографию.
– Так, может, еще исправится?
– Уже нет…
Турецкий внутренне подобрался: неужели скажет сейчас, что Иванов покойник?
– Почему же нет? – спросил Турецкий.
– Потому что место нашего человека в Думе уже занято.
– Ах вон что. Тогда, конечно, у вас есть все основания для недовольства. И если учесть, что в таком деликатном случае, как ваш, в арбитражный суд, да и в обычный, гражданский, не пойдешь…
– Понимаю, куда вы клоните, но вынужден вас разочаровать. С директором телекомпании заключен юридически оформленный договор, согласно которому «Кононг» перечисляет на счет телекомпании энную сумму в счет будущей рекламы. В случае невыполнения условий договора одной из сторон подлежит возврату перечисленная сумма плюс неустойка. Если бы Иванов все заплатил сполна, у него остались бы только дешевые рабочие портки и ручная видеокамера первого поколения.
– В таком случае, вполне объяснимо то, что он сделал, – заметил Турецкий.