крыши с домов были сорваны, от нашей гостинички остались развалины. Мы – голодные, куда податься, не знаем. Сопровождавший нас кубинец из министерства куда-то исчез. Что делать? И вдруг – о чудо! – нас приглашают «к столу». Несколько мужичков раздобыли где-то кабана, зарезали, ободрали, разожгли костер и приготовили «свинину на вертеле». Кубинцы всегда найдут выход. Может, они потому так долго терпят лишения, что каждый умеет вывернуться и придумать что-нибудь для выживания.

Ни о какой работе «по нормированию труда» не могло быть и речи. Надо было пристроить куда-то советских «товаричей», и нас пригласил на стоявший в бухте Никаро советский корабль капитан N. Вот где было раздолье! Душ, роскошный обед, свои родные русские офицеры и матросики. Специалист был принят капитаном, а я улизнула на верхнюю палубу, где молодые матросы играли в пинг-понг, и оказалась в родной стихии. Обставила их запросто, устроили небольшой турнир. Но солнце так жарило, что спортивную программу пришлось сократить. Ребята предложили мне принять душ, и я, естественно, отправилась в их матросский кубрик, даже не подозревая, какая иерархия существует на корабле и как неприлично молодой девушке отправиться в матросский кубрик. Потом уже от своего «специалиста» узнала, что вездесущий гэбэшник и здесь готов был сочинить дело о «недостойном» поведении, да капитан его одернул.

А еще через день нас ждало новое испытание. За нами прислали вертолет, чтобы эвакуировать в Гавану, поговаривали, что это личный вертолет Че Гевары, но только предложили нам вместе с теми, кто прилетел из Гаваны для инспектирования и определения размеров нанесенного ураганом ущерба, пролететь над провинцией Ольгин.

Вертолет летел низко, и в нос ударило мертвечиной. Город Маяри, казалось, исчез. Он был практически весь залит потоками селя. Дома разрушены. А скот, который не успели выпустить из загонов (в глаза бросались прежде всего коровы), погиб на металлических с шипами заборах и теперь разлагался от тропического солнца. Вот тут-то я вспомнила того мулата, что спас нам жизнь, вывезя из этого городка, обреченного на смерть. От домов ничего не осталось. Где то веселье, та музыка и танцы, что гремели еще несколько дней назад? Где эти беспечные кубинцы? Удалось ли их эвакуировать? На это нам ответов не давали. С нами, гостями, вообще ничего не обсуждали.

Бушевавший над Восточной Кубой десять дней циклон «Флора» унес почти тысячу жизней. 175 тысяч человек остались без крова. Уже дома, в Москве, узнала, что Советский Союз подарил кубинскому народу оборудование для домостроительного комбината.

Как устроен кубинский режим

Уже почти полгода я работала переводчицей на Кубе. Осмелела, забыв свои первые страхи. Развязался язык. Исколесила почти весь остров с советскими специалистами. И вдруг в январе 1964 года меня неожиданно пригласили в Центр переводчиков при нашем посольстве и сообщили, что со дня на день ожидают прибытия правительственной делегации, которая подготовит и, возможно, подпишет Договор о сотрудничестве между Кубой и СССР в области гидроэнергетики. Предложили, точнее, командировали меня на работу с этой делегацией. Вскоре поняла, что ларчик просто открывался. В делегации был (или возглавлял ее, уж не помню) мой отец Николай Афанасьевич Зорин. Конечно, он еще в Москве попросил: «Разыщите там мою дочку, переводчицей работает». Ну и наши чиновники постарались. Впрочем, мне бы надо не иронизировать, а поблагодарить их, потому что благодаря двухнедельной работе «на правительственном уровне» я многое повидала. И, может быть, никогда бы не поняла без этого уникального опыта, как просто и жестко устроен был революционный режим на Кубе.

К назначенному времени приехала в Гаванский аэропорт, чтобы встретить делегацию, и, конечно, прежде всего повидаться с отцом. Не сразу заметила в небольшом зале ожидания для VIP-персон невысокого, хорошо сложенного (без столь привычного для всех обитателей острова «животика») немолодого кубинца в военной форме, который приехал сюда с той же целью – встретить советских правительственных чиновников.

Знакомимся.

– Команданте Фаустино Перес. Директор Национального института гидротехники.

Поездка по стране с правительственной делегацией. Ирина Зорина и команданте Фаустино Перес. Январь 1964

«Команданте, – отмечаю про себя, – значит, один из ближайших сподвижников Фиделя и герой революционного движения. Ведь такого звания удостаивались немногие». Правда, имя – Фаустино Перес – оказалось для меня незнакомым, что, впрочем, легко было объяснить моим плохим знанием реалий кубинской революции.

Делегация появилась. Дружеские приветствия, объятия. Обязательное шампанское за успех дела (потом оказалось, как и во всех грандиозных экономических планах Фиделя, – «за успех безнадежного дела») и недолгое прощание.

Встречавшие из местного начальства тут же отправились в гостиницу, предвкушая выпивку с привезенной водочкой и солеными грибками.

«Команданте» держался во время официальной беседы корректно, дружески, но, как мне показалось, несколько скованно. Признаюсь, он мне сразу понравился. Красивый, легкий и подвижный человек с приятной улыбкой и какой-то необъяснимой грустью во взгляде.

Раздавленный соратник

Фаустино Перес. Один из руководителей партизанской борьбы в Сьерра-Маэстра. Молодым человеком включился в подпольную революционную деятельность в Гаване, входил в руководство «Революционной директории», опорой которой было студенчество, интеллигенция, средний класс, либерально настроенные политики. Участник высадки на Кубу со знаменитой яхты «Гранма». Вместе с Фиделем принял первый бой, уцелел. Храбро воевал в горах Сьерра-Маэстра, потом был направлен в Гавану для организации революционной борьбы в городах и на равнине. Снова вернулся в горы, в партизанскую армию. Вместе с Фиделем Кастро, Камило Сьенфуэгосом и Убером Матосом вошел в Гавану в январе 1959 года в Первой колонне имени Хосе Марти.

Когда начались революционные суды над «врагами» революции (уже в первые недели 1959 года было расстреляно 600 «военных преступников» и еще 5000 «контрреволюционеров»), в среде интеллигенции и студенчества возникает отвращение к произволу, царящему в революционных трибуналах. Председатель трибунала Феликс Пена кончает жизнь самоубийством. Лидер «Революционной директории» Убер Матос, один из самых популярных партизанских командиров Сьерры, направляет Фиделю письмо, в котором выражает несогласие с жестокими расправами и обвиняет его в установлении личной диктатуры.

После провала вооруженной интервенции, организованной ЦРУ в районе залива Свиней в апреле 1961-го, авторитет Кастро становится непререкаемым. Репрессивный аппарат новой революционной власти получает оправдание для ликвидации в течение 48 часов всей сети оппозиционных организаций. Фидель расправляется и с врагами, и с бывшими соратниками.

Осмелившегося выступить публично против него Убера Матоса отправляют на двадцать два года в тюрьму как «предателя революции». Заступившегося за него Фаустино Переса ждет та же участь, но он вымаливает у Фиделя прощение и платит за это большую цену: он вынужден уйти из политической жизни,