Лушин проявил нетерпение и встрял, убыстряя темп знакомства.

– Товарищ Вайткус, – сказал он торжественно, – вручаю вам ключи! – передав Арсению Ромуальдовичу звякнувшую связку, комсорг тут же забрал ее обратно, перебирая: – Вот этот – от гаража, этот – от подсобки, вот – от мастерской, а вот – от сейфа.

Терпеливо дождавшись, когда же ему, наконец, вручат обещанное, Вайткус коротко поблагодарил Лушина за оказанное доверие, и тот дал задний ход.

– В мастерской вашей – голяк, – сказал дядя Виля, качая головой вслед удалявшемуся комсоргу. – Вы, Арсений, если что надо, обращайтесь – у меня и сварка есть, и станки…

– Обязательно, – кивнул начальник Центра. – Ну что, зам по научной части? Глянем?

– Глянем, – сказал я. – Я только в раздевалку сбегаю!

Разумеется, Инна уже ушла, так что я торопливо накинул куртку и побежал исполнять долг.

Когда мы с Вайткусом покинули школу и зашагали по заснеженному футбольному полю, Арсений Ромуальдович сказал неторопливо:

– Вы, Миша, не обращайте внимания на мою должность, я и сам отношусь с юмором к своему «высокому положению». Просто… Я второй год на пенсии и, честно говоря, замаялся отдыхать, пускай и заслуженно! Повкалывал на даче, на рыбалку поездил… Ну не мое это! Нет, рыбку на зорьке потягать – это самое то, но в выходные, а не так, чтобы изо дня в день! И тут из райкома подкатывают – надо, дескать, молодежь научно-техническим творчеством охватить. Ладно, говорю, охватим… Не вопрос. А потом меня райкомовские просветили насчет ваших планов, и мне понравилось. В общем, Миша, я буду на подхвате. Если надо, загружайте меня работой – я все станки знаю, полжизни на них отработал, и на прецизионных, и с ЧПУ.

– Загружу, не сомневайтесь, – хмыкнул я. – Боюсь только, что, по большей части, придется вам не точить и фрезеровать, а искать и доставать!

– Кто ищет, тот всегда достанет! – ухмыльнулся Вайткус.

Выйдя к приземистому школьному гаражу, он отпер ворота, и мы вдвоем распахнули их.

– Да-а… – покачал головой начальник Центра. – Руины.

Прямо на смотровой яме покоился «Иж-408». Весь задок всмятку, да и передком машина приложилась изрядно. Порожки проржавели, бампера винтом скручены, вместо заднего стекла россыпь «стразов»… Душераздирающее зрелище.

Впрочем, другого я и не ожидал увидеть – за пару минувших лет никто не касался бедного «ижака». Дядя Виля только капот новый достать успел. Ладно, разберемся.

По сути, «Иж» – это тот же «Москвич-408», но собирался он на оборонном «Ижмаше», где культура производства куда выше, чем на АЗЛК. Потому и ценились «ижаки».

Со скрежетом прикрыв массивную воротину, Вайткус постучал по холодному металлу.

– Утеплить бы надо, – сказал он озабоченно. – У меня соседи – рыбаки, они из пенопласта поплавки выпиливают… Обменяю на японскую сеть, мне она ни к чему. Заделаем пенопластом, поверху фанерой обошьем… – Пройдя к батареям, тянувшимся вдоль стенки, Арсений Ромуальдович потрогал трубы и удивился: – Тепленькие! Ну, вообще хорошо… И свет есть! Почти…

Неоновая трубка под потолком злобно загудела, как стая разбуженных шершней, а второй светильник лишь мерцал разрядом.

– Заменим, не вопрос! Как у тебя дела?

– Нормально…

Перебрав детали на стеллаже, я вытер руки ветошью и лишь потом догадался снять куртку и повесить ее в рассохшийся шкаф, исполнявший функцию вешалки. Вооружившись мелком, вернулся к машине.

– Седаны я никогда не любил, переделаем лучше «408-й» в пикап с двойной кабиной, – приговаривал я, чертя по исковерканному металлу – тут выправить, а в этом месте срезать… И тут еще… – Кузов усилим толстостенными трубками, коробку передач вообще выкинем, поставим автомат…

Вайткус не хмыкал, не качал головой, а кивал, принимая к сведению, и за это я был ему благодарен. Хуже нет, когда приходится кого-то убеждать, доказывать… Да починим мы этот «ижак»! Делов-то… Вся инфа у меня в голове, а руки точно не из заднего места растут. Правда, не знаю, как юношеская тушка справится со сварочным держаком или с «болгаркой», но я ее живо приучу к работе!

«Та-ак… Заднюю стойку срежем до основания, а затем… мы наш, мы новый кузовок приделаем… Бамперы чинить – только голову себе морочить…»

Слеплю пластмассовые, как немцы предлагали «отапгрейдить» жигулевскую «шестерку». Со стеклопластиком я работал в девяностых, выделывал из него доски для сёрфинга. Справлюсь…

– Ну, кузов – это пустяки, – проговорил Вайткус, вторя моим мыслям.

С визгом и скрежетом подняв мятый капот, он осмотрел пыльный двигатель.

– М-да… То, что радиатор продавлен, это пустяки. Сообразим что-нибудь. И аккумулятор надо новый ставить, старый наверняка сдох…

– Арсений Ромуальдович! А от сейфа ключ есть? Там «болгарка» должна лежать…

– Был. А, вот…

С лязгом отперев старый облупленный сейф, я вытащил на свет новенькую шлифмашинку. Вайткус тихонько рассмеялся.

– Верю, – сказал он, – что ты поставишь на колеса этот металлолом!

– Да куда он денется! – фыркнул я, разматывая провод. – Главное, я хочу не просто отремонтировать «Ижа», а так его обновить, чтобы у спецов глаза на лоб полезли! И электронный впрыск сюда воткну вместо карбюратора, и электронное зажигание, и даже электроподъемники для стекол установлю!

– Гидроусилитель бы еще, – подхватил начальник НТТМ, – замки поменять обязательно… И круиз-контроль для полного счастья!

– Сделаем! – Я включил верезжащий инструмент, и абразивный диск жадно въелся в искореженный металл.

Двумя часами позже Первомайск, улица Киевская

Бес выполнил все указания в точности – ровно в пятнадцать ноль-ноль положил свою записку-отчет в указанную ячейку на вокзале и покинул камеру хранения, изо всех сил стараясь не оглядываться, не высматривать «наружку». Ему даже в голову не пришло подозревать суетливую старушенцию, хлопотавшую рядом, в маленьком зале ожидания. Бабка в ужасном пальто, замотанная в яркий платок, суетилась, беспокойно переставляя с места на место пухлый чемодан и большую потертую сумку, копалась, пересчитывая мелочь в кошельке, охала, бесконечно проверяя, на месте ли билет… Несерьезная бабуся.

Полчаса спустя старушка, чью роль блестяще отыграла Наташа Верченко, доложила, что человек, схожий с приметами Степана Вакарчука, изъял послание Бессмертнова, ознакомился с ним – и оставил в ячейке пятьдесят рублей.

Машина закрутилась, пришла в движение. Слабые токи разбежались по проводам, отзываясь телефонными звонками в Николаеве, Киеве и Москве. Множество людей шерстило трудовые книжки и личные дела, задавало наводящие вопросы и получало уклончивые ответы. Информация по «дяде Степе» копилась быстро, обещая сделать тощую папку пухлой.

«Дублерка» заехала в больничный дворик, и Ершов притормозил у баклаборатории.