— Да что вы! — испуганно воскликнула я. — Он очень любил ее! Антон мог убежать, конечно, мог скрыться и ни слова ей не сказать. Он из тех мужчин, которые будут прятаться, пока не решат проблему. Я очень ясно представляю ход его мыслей, если он все-таки сбежал. И даже если это он украл деньги. Он думает так: устроюсь на новом месте, поменяю внешность, сменю отпечатки пальцев, конечно, сетчатку глаза не поменяешь, но ее ведь проверяют не на всех границах? Так что спрятаться можно... Вполне допускаю, что он мог бы разыграть собственную смерть — чтобы вы отвязались. Он даже не пожалел бы Елену и не намекнул бы ей, что смерть или исчезновение — липовые. Чтобы Елена вела себя естественно... — Я запнулась, вспомнила, как говорил Алехан, объясняя, почему мы не знали, что нас снимают: «Мы должны быть естественными». Я тряхнула головой и закончила: — Все это возможно, то, что я назвала. Это укладывается в рамки его характера.

— Жестоко... Нет? Я имею в виду состояние жены.

— Ну что ж поделаешь, если обстоятельства так сложились... Ведь потом все наладится, они останутся с огромными деньгами... Ничего, можно потерпеть. Вы понимаете, все, что Антон делает — ради нее, ради жизни с ней. И кража, если ее совершил Антон — это тоже ради Елены. Он не мог ее убить. И потом, судя по ее словам, она догадалась о другом человеке... Не о муже. Если бы ее догадка касалась Антона, она бы молчала об этом и под пытками.

— Тогда Микисы... Как раз мужчина и женщина. Правда, не толстая. Что вы думаете об этом варианте?

...Что я думаю. Интересный вопрос. Мое отношение к Микису сильно изменилось за последнее время. Но, конечно, не настолько, чтобы подозревать его в краже. Кроме того, все эти разговоры с Гергиевым основываются на моей лжи, и потому, с точки зрения следователя, он очень логичен, а с моей точки зрения — наша беседа похожа на сновидение.

Вот: почему-то видишь во сне, что сидишь в Еленином доме и тебе кажется нормальным, что она еще жива, что Антон не в бегах и что сам дом деревянный внутри и лестница у него такая, какой была пятьдесят лет назад, и еще полногрудая толстуха (тьфу ты, черт!), владевшая этим домом в конце двадцатого века, стоит за лестницей и ухмыляется. Все это кажется тебе логичным. Ты можешь даже начинать собственное расследование, исходя из этих обстоятельств. Но что это будет за расследование? Такое же, как у Гергиева, милого парня, выдвигающего версии, исходя из того, что я назвала пароли.

Но я-то их не называла!

И потому все эти предположения насчет Татарских и Микисов для меня лишены всякой логики. И сказать об этом невозможно...

— Итак, Микисы, — повторил он.

— Он порядочный человек... Хотя и потратился, говорят.

— Да, сильно потратился, я проверял. Но сейчас он занят продажей своей доли земли. Это будут большие деньги.

— Уже продает?

— Сделка почти заключена.

— Вы за него серьезно взялись.

— А что делать?.. У него было алиби. — Гергиев вздохнул. — Но ненадежное. Его любовница, якутка, утверждает, что он был у нее.

— А она не толстая?

— Мы тоже надеялись, что толстая. Но нет.

— А анализ этого жира, найденного на веревке... по нему можно проверить?

— Это не он, — быстро сказал Гергиев.

— Ну, о чем тогда говорить...

— Веревку могли специально так обработать. Ведь больше нигде нет никаких отпечатков. Тот, кто надевал Татарской на шею петлю, был в перчатках, причем специальных, пластиковых. Почему же он тогда наследил на главной улике... М-да... Много вопросов.

Тут Гергиев был прав. Вопросов было много и у меня. А после того как Горик рассказал про свои неприятности, их стало еще больше.

Придя вечером домой, я не выдержала и сообщила мужу обо всех новостях. За ужином. До этого мы старались не обсуждать кражу — памятуя о моем чипе, но тут уж, принимая во внимание ситуацию с Гориком, я выглядела бы странной, если бы молчала.

Алехан ужасно обрадовался. Вся эта история, честно говоря, подкосила его, и он ходил как в воду опущенный. Черт его знает. Может, винил себя, бедный, за эту дурацкую затею с «Саваофом». Пару дней назад он скупо сообщил, что побывал в офисе разработчиков, но тоже ничего не смог выяснить, как и Елена. Теперь же мне показалось, что с его души свалился камень. Забыв про чип, он стал расспрашивать, что да как.

Я рассказала ему об истерике Горика, а заодно и о толстухе, которую засняли камеры в доме Татарских.

— Знаешь, какое у меня странное ощущение, — жуя хлеб, призналась я. — Что я видела ее во сне... После опознания Елены.

— Ну, еще бы после этого опознания не увидеть во сне какую-нибудь гадость! У меня самого при мысли о том вечере мурашки по спине бегают.

— Возможно, но мне кажется, что я словно бы видела эту толстуху раньше.

Алехан перестал жевать. Глаза его расширились.

— Во сне я видела ее стоящей за лестницей... — Я задумалась, вспоминая сон. — Причем, эта лестница была очень старой, как на старых фотографиях.... Помнишь, мы как-то сидели у Елены с Антоном, разбирали их бумаги. Там была фотография дома, каким он был еще до ремонта. Мне кажется, я там видела эту лестницу... И толстуху видела там. По крайней мере, эта толстуха неразрывно связана в моей голове с Еленой...

Тут я увидела, что Алехан как-то неестественно смотрит на меня. Округлив глаза, он не сводит взгляда с моей руки. Я тоже посмотрела на руку. На ней был золотой браслет. А под ним чип. Ах, вот оно что! Он пытается понять, не несу ли я пургу в расчете на прослушку. Я еле заметно покачала головой. Глаза Алехана округлились еще больше.

— Я не настаиваю! — уступила я. — Просто, у меня ощущение, что это было в моей жизни: такая лестница и чье-то лицо за ней.

— Редчайший случай! — скептически отозвался Алехан. Моя уступчивость всегда действует на него общеукрепляюще. — Но в одном ты права: сто лет назад домом владела именно толстуха. И ты действительно видела ее на фотографии, я помню этот снимок. Мы даже рассуждали тогда, что теперь не увидишь таких полных людей... Между прочим, Антон рассказывал, что эта хозяйка дома то ли сама убила, то ли ее убили, то ли и то и другое вместе...

— А, ну может поэтому она мне и приснилась... Где-то в подсознании осталась связь между нею и словом «убийство».

Раздался телефонный звонок. Мы с Алеханом тоскливо посмотрели друг на друга. Телефонные звонки в последнее время не радовали.

...С Микисами мы разругались.

Первым по поводу якобы названных мною паролей допросили самого Микиса. Разумеется, он выпучил глаза. «Что за глупость!» — воскликнул он, и все два часа, пока шел допрос (а он касался и проверки банка «Елена», и того, почему проверка не выявила кражу из нашей корпорации), так вот все два часа он кипятился и брызгал слюной налево и направо.

Следователь вначале напирал именно на банковские дела, а это, видимо, был больной вопрос для Микиса (особенно учитывая его планы перевестись на новую работу, где скандалы уж точно ни к чему).