Мэдисон долго не отвечала. Они остановились около углового дома, очень симпатичного, с большим крытым крыльцом.

– Меня, – тихо произнесла она. – Мы ищем меня. Я хочу понять, когда все пошло не так, где я совершила ошибку.

Кит хотел возразить, заверить, что не стоит винить себя, она поступала правильно, но посмотрел на нее и понял: это не то, что ей сейчас нужно.

– Это дом моей бабушки. – Она заглушила мотор и повернулась к нему: – Мама родила меня, когда была еще очень молода, отца я никогда не видела. Она много работала, и в детстве я часто приходила сюда. Бабушка хотела, чтобы я всегда здесь жила, я тоже этого хотела, мне нравились красивая желтая спальня и лошадка. Однако мама считала нужным доказать, что справится сама, поэтому каждый вечер она забирала меня домой. Когда мне исполнилось семь, мечта моя сбылась: мы переехали в этот дом. Бабушка тогда была очень больна. – Она поморщилась.

– И что было потом? – спросил Кит.

– Потом она умерла. Дом должен был достаться маме, но из-за неоплаченных счетов за лечение его пришлось продать. Теперь мне кажется, именно тогда она и сломалась.

– Что это значит?

Мэдисон не ответила. Сжав руками руль, она завела машину и выехала на дорогу. Лишь отъехав на значительное расстояние, она заговорила вновь, глотая слезы.

– Тогда мой мир рухнул.

Они были уже за городом, дорога шла через лес, а по обе стороны от нее тянулись глубокие канавы. Местами деревья были вырублены, и на их месте расположились коттеджи, а за ними трейлеры.

– Надеюсь, у тебя хорошая страховка на машину, – процедил он сквозь зубы, когда их подбросило на очередном ухабе.

Мэдисон не ответила. Наконец они выехали на небольшую полянку. Перед ними на бетонных блоках стоял трейлер, окна были открыты, дверь со скрипом покачивалась на одной петле.

– Умоляю, Мэдисон, скажи, что здесь ты потеряла девственность или в этом месте снимали «Ведьму из Блэр». Только не говори, что ты здесь жила.

Она боялась темноты, сказала, что ей приходилось терпеть холод и голод. Он понимал, что все это ужасно, но представить не мог, что настолько.

– Мама говорила, что все это временно. Пока она не найдет работу. – Голос ее срывался. – У нас был фонд – фонд Мэдисон и мамы. Предполагалось, что он будет пополняться, и мы потратим деньги на хороший дом, будем путешествовать и обязательно съездим в Диснейленд. Однако откладывать было трудно, даже до смерти бабушки, а уже потом… Мы болели, нам требовались одежда и обувь, необходимо было оплатить счета, и деньги таяли, несмотря на то что мама все время работала.

– И кто же присматривал за тобой, когда ее не было? – спросил Кит, хотя уже знал ответ. – Ты же была совсем маленькая и оставалась одна? Здесь?

– Она велела никому не говорить. Сказала, иначе меня у нее заберут.

Кит невольно вспомнил свое детство. Купание, рыбалки, походы, путешествия, такая естественная любовь родителей. Он никогда не думал, что был счастливым ребенком, случалось, чем-то был недоволен.

Мэдисон продолжала, но теперь она говорила так, будто читала с листа.

– Она все больше и больше уставала, все время злилась. Однажды вечером она взяла телефон, чтобы заказать пиццу, но, оказалось, его отключили. Она взбесилась, кричала, ругалась, раскидывала вещи. А потом ушла. Просто взяла ключи и ушла. Я думала, она пошла за пиццей, но она не вернулась. Когда я проснулась утром, она спала, растянувшись на диване. До этого она не пила, мне кажется, тогда ей хотелось забыться…

Киту было несложно догадаться, что было потом.

– Она стала пить?

Мэдисон кивнула.

– Вскоре я стала тем ребенком, ты, конечно, видел таких, рядом с которыми опасаются садиться, боятся, что он стащит что-нибудь. Очень сложно всегда быть чистой, когда нет горячей воды и стиральной машины. Невозможно выглядеть опрятной в заношенной одежде.

Сердце его сжалось от боли за нее, за ту маленькую брошенную всеми девочку.

– И никто не пытался помочь? Учителя, социальные работники?

– Со мной пытались поговорить, но я всем отвечала, что у меня все прекрасно. Боялась, что меня заберут. Возможно, это покажется смешным, но я не знала другой жизни, она меня пугала. Мама иногда делала над собой усилие и приходила в школу, по крайней мере, пока я училась в младших классах. Я рада, что она больше здесь не живет. – Голос ее задрожал. – Хорошо, что ей удалось уехать.

Трейлер выглядел так, будто в нем очень давно никто не жил.

– Ты узнала, где она сейчас?

– Миссис Стенмайер сказала, что она уехала почти следом за мной. Представляешь, она смогла закончить учебу и работает учительницей. Три года назад она вышла замуж и уехала в Чатем. У нее родилась дочь, моя сестра. Ей около двух лет.

– Ты не собираешься с ней увидеться?

Мэдисон поджала губы:

– Я еще не решила.

– Я поеду с тобой. Если захочешь.

– Спасибо. Но точно не сегодня. Я еще не готова. Возможно, завтра.

Она обсуждала с ним дела на завтра. Кит прислушался, ожидая ощутить страх, но его не было. «Завтра» прозвучало обычным словом.

– Хорошо, тогда куда мы едем сейчас?

– Куда? – Она робко улыбнулась. – У меня есть для тебя и третья подсказка. Преображение Мэдисон Картер.

Они вернулись в город, проехали через центр и остановились на большой стоянке напротив строгого здания с надписью: «Школа Бейсайд, Дом морских соколов».

– Морских соколов? – весело произнес Кит, стараясь разрядить атмосферу. – Ты точно была в группе поддержки. Наверняка очень соблазнительно выглядела в короткой юбочке.

– Нет. Таких, как я, туда не брали. Хотя ты прав, в той юбочке я выглядела бы здорово.

– Так кем же ты была? Болельщицей? Принцессой? Изгоем? Элли Шиди?

– А ты как думаешь? Возможно, я была похожа на Элли Шиди, но мое преображение было кардинальным.

– Рад слышать.

– В старших классах школы я начала работать. Для настоящей работы я была мала, поэтому бралась за все, что мне доверяли: сидела с детьми, мыла машины, помогала в продуктовом магазине. Меня устраивало все, за что платили. Благодаря этому я смогла лучше одеваться и даже купила велосипед. К окончанию школы я знала, что хочу большего. Мне было необходимо добиться всего, поэтому мое время было поделено между учебой и работой. В шестнадцать лет я поступила на место горничной с проживанием у миссис Стенмайер.

– В шестнадцать? Разве это законно?

Мэдисон кивнула:

– Ей самой претило, что мне приходится работать. Она хотела предоставить мне комнату бесплатно и меньше нагружать работой, но я отказалась, жизнь в трущобах привила мне ненависть к состраданию и желанию помочь. Я хотела сама заработать каждый цент, доказать всем, что я не такая, как моя мать. То время было для меня самым счастливым. У меня была комната над гаражом, там я впервые почувствовала себя в безопасности. – Последней фразой она сказала больше, чем хотела.