– А был ли он? – раздраженно воскликнул Тропинин. – Эксперты тоже ошибаются! Чаще всего от них больше вреда, чем толку! Лабораторные крысы. Все, кто видел этот портрет, в один голос утверждали, что это подлинник.

– Значит, его действительно делал искусный мастер. Но не Верещагин. А оригинал все же был!

– Куда же он сгинул? И когда? В начале века?

Бучаков побледнел и нервно забарабанил пальцами по принесенной папке.

– Нет, не в начале века.

– Так когда же?

– Он исчез где-то между музеем и мастерской, написавшей копию. То есть по дороге в Петербург.

– Этого не может быть! – Виктор изменился в лице, и на скулах у него заиграли напряженные мускулы.

– Иного логического объяснения я просто не вижу, – твердо заявил Бучаков.

– Вы что, шутите? Как вы это установили?

– А сейчас начинается мистика! Смотрительница зала живописи из Вышнегорска упала в обморок, когда нам вынесли картину из хранилища. Ей в буквальном смысле стало плохо. Эта женщина последние несколько лет сидела на стуле прямо напротив «Портрета аристократа» и, в первый раз увидев его после реставрации, стала слезно божиться, что с картины исчезла головоломка!

– Какая еще головоломка? Что за чушь!

– Я тоже так поначалу подумал. Уж очень стара смотрительница. Дирекция музея скандал раздувать не захотела, поэтому женщину слушать не стали, но уже в Москве, вместе с документами, родственники владельца передали мне одну фотографию. И вот этот простой и, казалось бы, почти решенный вопрос снова стал завязываться чертовым узлом. Дело в том, что на этой фотографии запечатлен кабинет покойного артиста и сам он, сидящий в кресле, а на стене над ним эта проклятая картина.

– Оригинал, надо думать?

Бучаков вытер лоб платочком и вынул из папки фотографию.

– Да, оригинал, несомненно. Вот, полюбуйтесь. Снимок очень плохой, шестидесятых годов, но отчетливо видно, что на коленях японца действительно лежит какой-то небольшой предмет овальной формы – судя по всему, та самая головоломка, которой бредила старая смотрительница. Значит, эта деталь все же была и смотрительница права!

– И что же? – остекленело глядя на фотографию, растерянно спросил Тропинин.

– Ничего. У меня нет излишне буйного воображения, я не писатель детективов и скорее предпочел бы вообще не думать об этом, если бы сам не убедился, что на обоих копиях этого предмета действительно нет. Заметьте – на старом снимке предмет «еще есть», а вот на наших портретах его «уже нет». Я всего лишь юрист, и подобные несовпадения – не моя сфера, но, выражаясь казенным языком, из цепи фактов исчезло то, что изображено на фотографии.

Оторвавшись от разглядывания снимка, Виктор на минуту задумался.

– Вы правы, мистика какая-то. Сидичу докладывали?

– Да, в общих чертах, мы разговаривали по телефону, но Владимир Львович сказал, что ему плевать на головоломки, и послал меня к вам. Как решите, так и будет.

– А вы-то сами что думаете?

Бучаков запнулся и, тяжело вздохнув, нехотя ответил:

– Если отбросить мистическую составляющую, есть лишь несколько путей, по которым следует искать пропажу: родственники артиста, музей, художники, снимавшие нашу копию, и, прошу прощения, лично вы, вернее, ваши люди.

Тропинин удивленно поднял брови, а Бучаков тут же заверил:

– Хотя я уверен, что розыск в данном направлении ни к чему не приведет.

– Отчего вы так думаете? – хитро улыбнулся Тропинин.

– Не обижайтесь. Я упомянул вас только для полноты списка. Слишком уж все сложно. Бред какой-то. Но кто бы ни был похититель, не проще ли срисовать портрет один к одному? Нет, тут что-то другое, какая-то сверхзадача, и нам не раскрыть тайну, не зная подлинной истории портрета. Тот, кто его похитил, очевидно, знал ее, и подозреваю, что именно поэтому с портрета исчезла та странная вещица. Не знаю, что и думать, в моей практике не было подобных прецедентов, а единственное, что пока есть, – мастерски выполненная копия, скандал в музее, старая фотография и полное ощущение, что кто-то водит нас за нос. Дело остановилось, вот я и пришел к вам. Хочу знать, что еще можно предпринять против человека, действующего таким странным образом. Как я понял, ситуация не позволяет нам прибегнуть к официальному расследованию?

– Вы правы, ментов подключать не будем, – задумчиво произнес Виктор. – Да и незачем. Ситуация с портретом, скорее всего, вообще не имеет однозначного определения. Такое бывает. Редко, но бывает. Подобные дела всегда окутаны тайной. Существует безграничное море тайных фальсификаций, поэтому и живут в искусстве не только шедевры, но и тысячи подделок. За счет этого безбрежного моря кормятся частные коллекционеры, наследники фамильных собраний, случайные аукционные везунчики ну и, конечно, мы с вами – скромные операторы современного искусства. Такие головоломки случаются. Однако кто бы мог подумать, что приятная затея с портретом окажется на деле пустой тратой времени. Ну да бог с ним. Аукцион давно прошел, да и ущерб вышел минимальный.

Он подошел к пристенному бюро, вынул из ящика пачку купюр и подал ее Бучакову:

– Дополнение к вашему официальному гонорару. Берите-берите, и будем считать дело решенным. Мне понравилось, как вы работаете. Живо, аналитично, без ненужного шума, одним словом – буду обращаться.

Юрист смущенно принял деньги и, чувствуя, что встреча закончена, поднялся с кресла.

– А инструкции самые простые, – доверительно продолжал повеселевший Виктор. – Найдите реставратора, делавшего копию для Вышнегорска, пусть ему влепят выговор, ну, скажем, за непреднамеренную порчу портрета. В музей отправьте акт о халатности и благодарность бабке-смотрительнице, а еще лучше, дайте ей премию. Шум по понятным соображениям поднимать не станем, музейную копию сожгите. Несостоявшийся шедевр будем считать проданным в частные руки, а всю историю – закрытой.

Бучаков стоял и как завороженный слушал Тропинина.

– Это все, – вернул его к реальности Виктор. – Рад был нашей встрече.

Бучаков нерешительно замялся.

– Что-то еще?

– Что делать с фотографией? – осторожно поинтересовался юрист.

Виктор улыбнулся, но глаза его сделались холодными.

– Если вы не против, я оставлю ее себе, на память о потерянной прибыли.

Нащупав сквозь ткань кармана увесистую пачку долларов, Бучаков был счастлив, что ужасная белиберда с картиной и ее незаконнорожденными копиями теперь далеко от него, а Тропинин оказался милейшим мужиком, а не людоедом, каким его описывал пьяный Сидич. Все сложилось наилучшим образом.

– И последнее, – закрывая встречу, подытожил Виктор. – Экспертизу о подделке из центра Грабаря тоже оставьте. Может еще пригодиться.

Распрощавшись с юристом и проводив его до дверей, Виктор вернулся в комнату, взял в руки фотографию и задумался.