— Васька… Василиса! Куда ты пропала, черт побери?!

До этой минуты шикарный баритон Геннадия Петровича казался мне волшебным, но теперь он звучал просто божественно, а главное, где-то совсем рядом. Глыба, висевшая надо мной, грязно выругалась и скрылась в темноте зимней ночи. В боку ощущалось явственное жжение. Я провела рукой по тому месту, где зудело. Пальцы нащупали дырку в старом пальто и еще что-то липкое и крайне неприятное.

— Что это, а? — холодея от догадки, пролепетала я. Тут у гаражей появился Геннадий Петрович. В темноте я узнала его не сразу. Он беспрестанно выкрикивал мое имя.

— Он мне пальто порвал, — пожаловалась я сыщику, как только он подошел. — А еще вот…

С этими словами я протянула руку.

Геннадий Петрович, как и положено профессионалу, быстро разобрался в ситуации. Он достал мобильник, нажал какую-то кнопочку, и в его неверном голубоватом свете я разглядела на ладони собственную кровь. Увидел ее и Геннадий Петрович. Некоторое удивление вызвал у него мой выпирающий живот, однако все вопросы сыщик отложил на потом, помог мне подняться и деловито осведомился:

— Сама идти сможешь?

— Разумеется, — гордо ответила я, после чего всем своим бараньим весом рухнула на руки своему спасителю. Что он там говорил о страсти и Прекрасной Даме? Вот пусть теперь и расхлебывает. Только не думайте, что я испугалась вида собственной крови или еще чего-нибудь такого… Просто… Ну, как бы попроще объяснить? Вдруг захотелось ощутить реальное мужское плечо. Зато как было приятно путешествовать в сильных руках Геннадия Петровича!

А вот о том, что было, когда мы спустя какое-то время появились во дворе, и вспоминать не хочется.

Зотов маячил возле подъезда, причем не один, а в компании с Петрухой. Они явно выясняли отношения, отчаянно жестикулируя. Едва завидев эту сладкую парочку, я захотела свалиться в обморок по-настоящему. Издав душераздирающий стон, я крепко зажмурилась. Дальнейший ход событий воспринимался мною исключительно при помощи слуха.

— Как ты мог поддаться на ее уловки?! Ты мент или так, рядом пробегал?! — гремел верный ординарец. Мое сердце наполнилось умилением: примчаться среди ночи, наплевав на бдительную маман… Это дорогого стоит! Надо будет на досуге пересмотреть свое отношение к коллеге.

Зотов, чувствуя свою вину, робко возражал:

— Сморило меня как-то разом. Не надо было, наверное, в ванной так долго валяться…

— Ты, значит, в ванной валялся, а Васька тем временем хрен знает куда свалила! Где же твои спецы хваленые?! Кто мне говорил: «Мимо них даже муха не пролетит без визы». Господи, с кем приходится работать! Где теперь ее искать?

— Не надо никого искать, — сообщил Геннадий Петрович, подходя к подъезду. Я болталась у него на руках безвольной тряпичной куклой и сквозь ресницы наблюдала за происходящим.

Зотов с Петькой разом прекратили браниться. Они бросились навстречу сыщику, наперебой засыпая его вопросами:

— Что с ней?

— Она жива?

— Она что, беременна?! — вытаращил глаза Петруха на мой округлившийся живот. — Когда только успела? Надо же, я и не замечал… А кто отец?

— Дурак! — не удержавшись, фыркнула я и открыла глаза.

— Так я и думал! — резюмировал Петька. — Разве умный человек с тобой свяжется?

— Я имею в виду тебя.

— Меня?! — ординарец не на шутку перепугался и принялся невнятно оправдываться: — А почему сразу я-то? Вась, ведь не было же ничего! Нет, вообще-то, я не отказываюсь. Ты, главное, роди, а там разберемся. Что вы стоите, придурки?! — вдруг заорал Петька. — Она же рожает! Видите, сколько крови?! Звоните в «Скорую», а я метнусь к ней домой, вещички кое-какие соберу. Ну, халатик, тапочки, зубную щетку…

Активность друга веселила и злила одновременно. Я попробовала засмеяться, но в боку вдруг резко кольнуло, смех перешел в стон, после чего я все-таки потеряла сознание…

«Где-то я уже это видела. Дежавю, — отстраненно думала я, пролетая по знакомому коридору. — И голоса, по-моему, слышала… умирать, оказывается, так скучно!»

На этой пессимистичной ноте я решила вернуться к жизни и открыла глаза. На этот раз вместо приятных лиц медицинских работников, отягощенных клятвой Гиппократа, передо мной маячили физиономии Зотова, Петьки и где-то в отдалении — Геннадия Петровича. Колька смотрел на меня недобро, Петруха виновато, а Геннадий Петрович не смотрел вовсе. Вернее, он бросал в мою сторону озабоченные взгляды и вполголоса говорил по телефону.

— …скользнуло по ребрам. Кожу рассекло, возможно, задело мягкие ткани… Если бы не подушка… Кровотечение мы общими усилиями остановили. Что? Нет, братан, тебе этого не понять. Скажи лучше, что дальше делать? Так… Ага… Куда вставлять? Шутишь? Все, Сережа, спасибо. Нет, не приезжай, сами справимся. Тут все специалисты… — Геннадии Петрович смерил злым взглядом взволнованных бледных товарищей.

Специалист Зотов чувствовал себя главным виновником случившегося и суетился больше других. Специалист Петруха, попавший в неловкую ситуацию с моей «беременностью», упрямо прятал глаза и тоже не знал, куда деваться. Только Геннадий Петрович сохранял присутствие духа. О своем духе я не говорю — он пребывал на глубоко отрицательной отметке.

Судя по выражению лица сыщика, разбор полетов предстоял нешуточный, но ввиду моего плачевного состояния откладывался. А состояние было совсем фиговым. Раненый бок болел нестерпимо. Геннадий Петрович, как всегда, оказался прав: если бы не моя маскировка, нож, скользнув по ребрам, вспорол бы мне брюхо, и я находилась бы сейчас примерно в таком же состоянии, что и Ника.

Вспомнив об убитой девушке, я тихонько заскулила, потому что ощутила смутное чувство вины. А вдруг это именно мой звонок стал косвенной причиной ее смерти? Если бы я не назначила встречу глубокой ночью, а Ника на нее не согласилась бы, кто знает, может, она осталась бы жива?

— Что? Василь Иваныч? Болит? Где? Гена, может, все-таки вызвать «Скорую»? — бросаясь ко мне, наперебой заголосили Петька с Коляном.

— Не надо, — сморщился Гена. — Рана пустяковая. Серега посоветовал тугую повязку, по мы сделали, велел дать обезболивающее и, пардон, вставить ей свечку с успокоительным и жаропонижающим средством, название я записал. Василиса, у тебя есть требуемые медикаменты?

Я отрицательно хмыкнула. В моей аптечке обычно пусто, как в магазинах времен перестройки: кроме цитрамона, лейкопластыря и термометра, там можно обнаружить разве что горчичники с давно истекшим сроком годности. Никакими хворями серьезнее ОРЗ я отродясь не страдала, потому и не держу в доме лекарств. Геннадий Петрович укоризненно качнул головой, слегка разочарованный моей нехозяйственностью, и вопросительно посмотрел на ребят. Зотов с готовностью откликнулся:

— Ща!

С этими словами он скрылся из виду, и из коридора послышался его голос, твердо отдающий кому-то приказания. Через минуту Колька вернулся и отрапортовал: