Нет! Это обман! У смерти запах ромашкового меда, но от этого она не перестает быть смертью. А боль – это жизнь. Терпеть боль – значит жить, бороться, чувствовать, помнить. Помнить Катькины голубые глаза, ее губы, мягкие, розовые губы, сладкие, точно пряничные. Помнить, как они целовались ночью, на Воробьевых горах, а под ними горел огнями город… Помнить Петькины льняные кудряшки, его вечно удивленный взгляд, сто тысяч «почему»… Он ведь купил ему игровой ноутбук, точь-в-точь такой, как тот просил. Дорогущий, пришлось несколько месяцев на него копить. Зато Петька будет доволен… Помнить школу, класс его подопечный, 10-й «В». Много что еще – ради этого стоит терпеть, не сдаваться, не слушать сладкие напевы смерти, жить…

Жить! Даже если жизнь оказалась болью, даже если тебя предали самые близкие и любимые, ударили по самому уязвимому месту – все равно, жить! Не ныть, не стонать, не искать виноватых, не требовать возмездия… Жить… Не быть равнодушным, не трястись за свою шкуру, не проходить мимо, если нужно остановиться. Он и не прошел… Эх, Оксана, Оксаночка. Как же ты так? Такая девочка – могла бы стать чьим-то счастьем, а кем стала? Игрушкой в руках подонков, наживкой в подлой, бесчестной игре. Но не нужно об этом… Даже если бы ему сейчас предоставили выбор: все переиграть, начать сначала, не лезть, куда не просят – он все равно поступил бы так же. Потому что жить – это именно жить, а не существовать, не пресмыкаться перед мерзавцами, не давать в обиду слабых, даже если это грозит потерей самой жизни…

Луна зашла за деревья и продолжала улыбаться половинкой щербатого рта. Андрей почувствовал, как боль ослабевает, а на смену ей приходит холод – лютый, пробирающий до самых костей. Значит, все-таки не получилось. Не хватило сил. Жаль…

А ведь его могли найти. Эта девушка, Ангелина, неужели она не получила эсэмэску? Ведь он успел написать, прежде чем потерял сознание, открыл последний контакт и написал. Хотя, конечно, глупо. Ну откуда она могла узнать, где он находится? Ведь она совсем посторонний, чужой человек, ни фамилии, ни адреса его не знает. Надо было Катьке писать. Но Катьку еще найти надо было в списке контактов. Да и не стала бы она трепыхаться из-за него, ей из своего Алексина далеко до Москвы…

Стало быть, шансов ноль. Ну что ж, остается встретить смерть, как мужчина, без соплей и дрожи, лицом к лицу. И Ангелина останется без своей сумки, что печально: у нее там все документы и лекарство для астматиков… Интересно, какая она, эта Ангелина? Кажется, простодушная раззява, сумку на скамейке оставила. Ему нравятся такие, милые, скромные девчонки, которые из-за всякого пустяка робеют, смущаются… Ну, теперь уже все равно…

Холод. Мертвенный холод, и кровь больше не течет. Она застыла красным дрожащим желе, как половинка луны в небе, как время, ставшее вечностью…

Ромашковое поле, запах меда, плачущий, босоногий мальчуган. «Не плачь, малыш, я иду к тебе, вместе нам будет хорошо, легко, не скучно. Не плачь…»

На шоссе вдоль лесополосы тянулась вереница фонарей. Когда Ангелина подошла, они только начали зажигаться. Сам лес оказался совсем небольшим, скорее это были остатки прежней роскоши, уцелевшие от вырубки при строительстве нового жилого квартала. Огромные одинаковые серые дома сдавили деревья с двух сторон, словно предупреждая, что скоро править бал здесь будут железо и бетон. Тоненькие березки сиротливо сгрудились в нестройные ряды, иногда к ним жались одинокие елочки и чахлые от бензиновых паров клены.

Ангелина перешла шоссе и двинулась по тонкой тропинке, петляющей вдоль кустов боярышника. Вокруг было пусто, ни души. Она достала телефон и включила фонарик.

– Андрей! Ау! Вы меня слышите? Андрей!!

Тропинка свернула влево, и деревья обступили Ангелину плотным кольцом. Тоненький пучок света скользил по темной, покрытой мхом, коре.

– Андрей! Где вы? Отзовитесь!

Тишина. Совсем рядом, за деревьями, несутся по шоссе машины, слышится рев моторов, визг тормозов, а тут, в темноте, в окружении мохнатых елок – тишина. Ангелина обошла заросли бузины, перескочила через канавку и, сойдя с тропинки, зашагала по мягкой траве. Рядом нежно зачирикала птичка. Сухая ветка оцарапала щеку.

– Андрей! Вы тут? Ау!

– Апчхи! – явственно донеслось из кустов. От неожиданности Ангелина выронила телефон и остановилась. – Апчхи!

– Кто здесь? Андрей, это вы? – Не сводя глаз с кустов, она присела на корточки, подняла телефон и посветила фонариком туда, откуда слышалось чихание.

– Эй, убери свой прожектор. Глаза слепит. – Голос был прокуренный и грубый, совсем не как у Андрея.

Из кустов появилась темная тень, за ней еще одна, и еще. Ангелине вдруг показалось, что все это уже происходило когда-то. Ну да, во сне. Она шла по лесу, точь-в-точь такому же, и кто-то мрачный, похожий на черную глыбу, возник на ее пути. Странно, она совсем не чувствовала страха, только плечи ее, едва прикрытые тонкими бретельками майки, как-то сразу замерзли. Ангелина невольно поежилась и отступила на шаг назад.

– Я не понятно сказал – фонарь убери, – грозно и хрипло повторил голос.

Она опустила телефон. Тут же из тьмы протянулись чьи-то руки и крепко схватили ее за локоть. Ангелина сощурилась, пытаясь рассмотреть нападавших. Без фонарика это было нелегко. Ей показалось, что их трое. Нет, четверо. Последняя тень вылезла из-за кустов и громко чихнула.

– Да заколебал уже, Бублик! – рявкнул сипатый. – Сопли свои подбери, разносишь тут бациллы.

Сопли… Ангелина мучительно вглядывалась в темноту. Господи, где-то же она видела это лицо. Конечно – парнишка, который стоял за ней на переходе. Она еще предложила ему салфетку, нос вытереть, а он убежал… Выходит, они следили за ней? И этот хрипатый громила – тот самый, что едва не сбил ее с ног у подъезда Оксаниной бабушки с просьбой закурить? Именно он сейчас и держал Ангелину, выворачивая ей локти.

– Кто вы? Что вам нужно? – Она изо всех сил старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал.

– А ты сама, цыпа, как думаешь? – ответил другой голос, мягкий и красивый, с хорошо различимым южным говорком. Его обладатель стоял с другой стороны от сопливого Бублика. Высокий, широкоплечий, лица не рассмотреть, но видно, что взрослый, не подросток.

– Я… я знаю тебя. Ты Артем, верно?

– Слыхали, хлопцы? Она меня знает. – Он рассмеялся. Коротко, не зло, скорей даже добродушно. – Цыпа, ты что себе возомнила? Куда полезла? Такие цыпочки дома должны сидеть, мужей своих ублажать, а не шляться по лесу вечером.

– Где Андрей Петрачев? Что вы с ним сделали? И Оксана?

– Да откуда ты такая взялась? – Широкоплечий продолжал говорить спокойно, слегка растягивая слова и напирая на «а». – Мы тебя весь день пасем, с самого утра. Ходишь, бродишь по чужому району, нос свой суешь куда не просят.

– Зачем вам нужен Андрей? Для чего ты велел Оксане заманить его в лес?

– Так, хватит. – В голосе широкоплечего зазвучал металл. – Ты не следак, а мы не на допросе. Петрачев твой тоже нос совал куда не следует, за это и поплатился. Его предупреждали. Не послушался. Теперь ты на очереди.