— Лежать! — кричал Кориков, размахивая автоматом. — Я сказал, лежать!

Короткая очередь со свистом разрезала пространство, помещение наполнилось гарью, и на пол, разбивая головы, повалились визитеры.

Стась поднялся, тряхнул головой и с брезгливой гримасой вытер с разбитого лица кровь.

— Сука, кажись, губу мне порвал. Дай сюда, — вырвал он дубинку у стоящего рядом парня. — Наслаждаешься? — дружелюбно поинтересовался Стась у Михаила, который лежал на татами, обхватив голову. — Дай я тебя приголублю, — и с размаху опустил дубинку ему на шею.

Тот дернулся, а потом, расслабившись, неожиданно вытянулся.

Стась приложил пальцы к артерии.

— Быстро сдох, даже покайфовать не дал, — безрадостно сообщил он. — Но ничего, он нам не испортит веселье, — с чувством продолжил Куликов, осматривая лежачих, — главное представление у нас впереди. Свяжите их. И советую не дергаться, если не желаете, чтобы угостил свинцом.

Охранники, предварительно запасшиеся веревками, ловко стянули пленникам за спиной руки. После чего, подгоняя дубинками, затолкали в тесную комнату к прежним узникам. Последний из них, чернявый парень, обернулся, пытаясь что-то сказать, но рябой боец, не раздумывая, со всего размаху опустил тяжелую рукоять между лопаток, заставив того поторопиться.

— Так что ты будешь теперь делать? — участливо поинтересовался Стась. — Все-таки у тебя уже один покойник. К тому же, я знаю эту публику, они не оставят тебя в покое и захотят взять реванш.

Стась подошел к зеркалу и озабоченно со всех сторон осмотрел разбитое лицо. Оно заметно припухло, и ранее прямой нос чисто римского очертания сильно искривился и напоминал украинскую бульбу. Холодной струей он ополоснулся, наблюдая за тем, как красноватые струйки падали вниз, оставляя на мраморной раковине буроватые пятна.

Никто ему не мешал, все молчаливо стояли за его спиной, будто он отмывал не разбитое в драке лицо, а совершал обряд омовения перед очень важной молитвой. Аккуратно промокнув влагу полотенцем, Стась грубо его скомкал и бросил в мусорную корзину.

— А с чего ты взял, что я чего-то должен делать? — посуровел Максим. — Это твои проблемы. Включая того самого покойника. Мне неудобно об этом напоминать, но пойми меня правильно, я плачу тебе и немало, чтобы ты оберегал мой покой. Так что я жду от тебя действий, и уволь меня вмешиваться в твои дела, — поднял Кориков руки. — У меня и без этого немало важных дел. А по поводу того, что они придут, здесь я с тобой совершенно согласен. И потребуют с меня не двадцать тысяч, а все сто! Чеченцы ребята непримиримые, и договариваться с ними о чем-то будет очень непросто. А когда они раздавят меня, то возьмутся уже и за мою «крышу», и поверь мне, вытеснят тебя отовсюду.

— Молодец, Максим, — похлопал Корикова по плечу Стась. — Здраво рассуждаешь. Другого ответа я от тебя и не ожидал. Если мы отпустим их сейчас, то потом нам просто не дадут вздохнуть. Дай только кавказцам слабинку, так они понаедут сюда со всех сторон. Их надо убить. Всех! — жестко произнес он. — Это дело я беру на себя. — Стась посмотрел на обступивших его людей и продолжил: — Наш разговор не должен уйти дальше этих стен, если из вас кто-то проболтается, пусть даже это будет по пьянке, то ему не жить! А сейчас, Макс, уводи отсюда своих людей. Лично меня ты никогда не видел. Тебе-то уж, думаю, не нужно ничего растолковывать.

— Стась, где гарантия того, что часа через полтора или, скажем, завтра сюда не явится еще целая толпа? Что в этом случае делать? Их тоже надо будет убить?

— Не надо понапрасну дергаться. Я же сказал, что все улажу. Пару дней появляться тебе не советую. А лучше с неделю. Возьми какой-нибудь тур, смотайся на недельку за границу, развейся от дурных мыслей, чтобы потом тебя кошмары не мучили. А когда приедешь, работай как ни в чем не бывало.

— Понял, — облегченно вздохнул Кориков. — Ну чего пнем застыл, — посмотрел Максим на начальника охраны, — собирай людей и сматывайся отсюда. *** Через пятнадцать минут здание опустело. Во дворе, очевидно от тоски и одиночества, лаяла собака. Сумерки понемногу сменились на темную ночь, и через плотно зашторенные окна по-воровски пробивался лунный свет.

— Что за черт, во всем здании даже бутылки водки не найти, — открыл очередной шкаф Стась. Сверху на пол упала спортивная куртка, боксерские перчатки, тапочки.

— А ведь у нас Максим известный спортсмен, — ехидно заметил Ковыль — красивый голубоглазый парень лет тридцати. Мелкие кудряшки делали его похожим на купидона, каких нередко изображают на рождественских открытках. — Самое главное для него — здоровый образ жизни.

Стась отшвырнул ногой упавшие вещи и открыл тумбочку: внутри обнадеживающе звякнуло. Заглянув, он увидел пачку распечатанного чая и три граненых стакана, в металлической коробочке был сахар.

— Вот что, Ковыль, купи три бутылки водки. Что-то мне без спиртного не в кайф, — честно признался Стась.

— Понял. Я мигом. Здесь за углом точка есть. Водку там продают круглые сутки.

— На вот, на голову накинь, — бросил Стась Ковылю кепку, лежавшую на лавке. — Напяль ее на самые глаза. А то мало ли чего…

Через пятнадцать минут Сергей Ковылев вернулся, в руках он держал пакет, в котором вызывающе побрякивали бутылки. Не без торжества он поочередно выставил на тумбочку, покрытую пестрой скатертью, купленную водку. Умело сорвал мягкую фольгу и не без щегольства разлил содержимое в три стакана.

— Долей на два пальца, — жестко распорядился Стась.

Ковыль уверенно опрокинул горлышко бутылки в стакан.

— О закуси почему не позаботился? — поднял стакан Стась.

— Виноват, — честно признался Ковыль, — что-то не подумал.

Стакан водки Стась выпил в три глотка. Шумно выдохнул, а потом, уткнув нос в рукав, занюхал, как будто это была не материя, пропахшая табаком, а весомый кусок ветчины.

— Каждому по стакану водки! — распорядился Стась.

— Я бы не хотел, Стась, — попытался возразить молодой краснощекий парень.

Стась усмехнулся:

— Еще один спортсмен, который не хочет нарушать режим? А теперь слушай, что я тебе скажу. Выпьешь все до капли, чтобы потом, когда начнешь резать тех, — ткнул пальцем он в закрытую дверь, — тебя не блевануло от кровищи.

С пухлых, почти юношеских щек, медленно сошел румянец, оставив небольшой клубок переплетенных кровеносных сосудов.

— Ты это серьезно?

— Я тебе даю большие деньги, ты вкусно жрешь, имеешь красивых телок. А вкусный хлебушек всегда отрабатывается очень нелегким путем. Или ты думаешь, сынок, что я самолично буду выполнять грязную работу? Тогда на хрена вы мне все нужны? — неподвижным взглядом он посмотрел в лицо каждому бойцу. Глаза у Стася, обычно светло-голубые, теперь сделались чуть ли не белыми. Он напоминал хищную рыбу, изготовившуюся к решительной атаке. — Может, кто-то хочет возразить мне и сказать, что я не прав? Смелее, — почти подбодрил он, — думаю, мы сумеем поладить.