– Мы закончили с твоим Древним Предком. Можешь получить его назад.

– Спасибо, – обрадовался Оди и выхватил у нее капсулу.

– Дважды скажет, что ты должен делать дальше. – Самка хичи улыбнулась – у нее задергались мышцы щек, конечно, что у хичи является аналогом улыбки.

– Еще бы, – горько сказал Оди, пристегивая капсулу и наклоняясь к ней.

Дважды говорила возбужденно. Из нее извлекли всю информацию, и для нее это было тяжелое испытание; затем ее снабдили инструкциями – это тоже было нелегко.

– Ты должен произнести речь, – сразу объявила она. – Не пытайся говорить на нашем языке: ты еще им не владеешь достаточно...

– Но почему? – удивился Оди. Он считал, что сейчас у него уже очень хороший акцент – для человека.

– Ты знаешь только язык Дела, но не язык Чувств, – объяснила Дважды, – а с этим вопросом у всех нас связаны сильные эмоции. Поэтому говори по-английски; я переведу для аудитории.

Оди нахмурился.

– Для какой аудитории?

– Ну, для всех хичи, конечно. Ты должен сказать им собственными словами, что люди согласны помочь в решении проблемы Врага.

– О, дьявольщина! – взорвался Оди, проклиная свою унизительную позу: он согнулся вдвое, проклиная Врага, но прежде всего проклиная глупый порыв, который заставил его добровольно улететь. – Терпеть не могу Говорить речи! Да и что я могу сказать им такого, чего они еще не знают?

– Ничего, конечно, – согласилась Дважды. – Но они хотят услышать именно от тебя.

И вот примерно за следующие десять минут (а снаружи тем временем пролетели месяцы) Оди приготовил свою речь.

По-своему это было облегчение, потому что все хичи отошли от него, расчистив место; он видел, как некоторые нацелили на него предметы, и решил, что это какие-то камеры. С другой стороны, это было худшее время, потому что он сообразил, что хичи всегда все понимают буквально, и, когда Дважды сказала «все хичи», она несомненно имела в виду всех хичи. Миллиарды хичи! Все с ужасом зачарованно смотрят на этого пугающего чужака и делают решающее заключение о его роде!

Все действительно смотрели на него. Все они. Все миллиарды и миллиарды их в ядре. Дети в школах и детских садах, рабочие, прекратившие работу, старики, молодежь – мертвые тоже, все сознания Древних Предков не могли пропустить такое происшествие. На покрытых куполами планетах, в поселках в космосе, на кораблях, летящих к щиту Шварцшильда... все смотрели на него.

Оди испытал невероятный страх сцены.

И все же он произнес речь. Он сказал:

– Я... хм... я... – Потом перевел дыхание и начал снова. – Я... хм... вот что... Я всего лишь один человек и не могу говорить обо всех. Но я знаю, каковы люди... человечество, хочу я сказать. И мы не собираемся убегать и прятаться, как вы, парни. Конечно, я не хочу вас обидеть. Я знаю, вы в этом не виноваты...

Он пожал плечами и покачал головой.

– Простите, если все-таки я задеваю ваши чувства, – сказал он, забыв о камерах, забыв о миллиардах и миллиардах слушателей. – Я только вот что хочу сказать. Понимаете. Мы привыкли к борьбе. Мы расцветаем в борьбе. Мы быстро схватываем – посмотрите, мы уже научились всему, что умеете вы, и даже лучше. Может, мы не справимся с Врагом, но собираемся попробовать. Не хочу сказать, что я что-то обещаю – не имею право ничего обещать, только от своего имени. Но я хочу сказать, что знаю это. Вот и все, – закончил он, – и спасибо за внимание.

Он стоял, упрямо улыбаясь в тишине, пока хичи с камерами не принялись неохотно убирать их.

Послышался гул голосов; Оди не мог понять, что говорят, потому что никто не обращался к нему. Но тут самка, которая вернула ему Дважды, наклонилась на мгновение к своей капсуле и подошла к нему. Она сказала:

– Вот что я должна сказать тебе, Оди Уолтерс Третий. Я посоветовалась с Древними Предками о переводе. Они подтвердили его правильность, поэтому я скажу по-английски.

Она перевела дыхание, пошевелила тонкими, как лезвия, губами, готовясь, и потом, тряся запястьями, сказала:

– Храбрость – это не мудрость.

Мудрость – это соответствующее поведение.

Храбрость иногда равносильна самоубийству.

Вот что велели мне сказать Древние Предки и что хотела сказать я сама.

Оди немного подождал, но продолжения не последовало. Тогда он ответил:

– Спасибо. А теперь, если разрешите, я должен пройти в ванную.

Оди не торопился. Мало того, что к нему заглядывали во все отверстия. У него переполнился мочевой пузырь, но больше всего ему хотелось побыть одному. Он снял капсулу и оставил ее за дверью, потому что не хотел даже присутствия Дважды.

Заполняя мочой тюльпанообразный приемник в туалете, моя потом руки, глядя на свое отражение во вращающемся зеркале, он думал. В голове его все время звучал какой-то ритм. Ему потребовалось десять секунд, чтобы зайти внутрь и закрыть за собой дверь – снаружи тем временем прошло почти полмиллиона секунд – в соотношении примерно сорок тысяч к одному. Пять секунд на то, чтобы расстегнуть ширинку. Примерно минута на то, чтобы помочиться. Еще две минуты на мытье рук и разглядывание лица в зеркале.

Он пытался подсчитать: сколько это всего времени? Сумма ускользала от него. Несколько недель он пытался привыкнуть к арифметике хичи и так и не смог. Но все же он сообразил, что снаружи прошло восемь-девять месяцев, пока он просто пописал.

Странно выглядело его действие вот в каком свете: пока он облегчал мочевой пузырь, во внешнем мире мог быть зачат и рожден ребенок.

Оди открыл дверь и провозгласил:

– Я хочу домой.

Капитан пробился к нему сквозь толпу.

– Да, Оди? – спросил он, отрицательно покачивая запястьями; в данном случае это означало, что он не понимает, но Оди принял это за отказ.

– Нет, я серьезно, – твердо сказал Оди. – Я хочу вернуться, прежде чем все мои знакомые переселятся в дома для престарелых.

– Да, Оди? – снова сказал Капитан. Потом задумался.

– О, понимаю, – сказал он. – Ты думаешь, мы хотим, чтобы ты остался здесь надолго. В этом нет необходимости. Тебя видели. Информация распространилась. Вскоре придут другие люди, они смогут задержаться подальше.

– Значит, я могу улететь? – спросил Оди.

– Конечно, можешь. Корабль готов к отлету. Даже целая флотилия, с припасами, персоналом и Древними Предками. Они вот-вот улетят наружу. Можешь лететь с ними. К тому времени как они преодолеют эргосферу, в наружной Галактике пройдет... – он склонил голову, совещаясь со своим Древним Предком... – в терминах обращения вашей планеты вокруг центральной звезды сорок четыре с половиной года.

Пока я слушал, и делал, и говорил, и находился в разных местах, занимался разными делами: слушал историю Оди, нервничал из-за генерала Хулио Кассаты, бродил, встречался – вот что все это время медленно происходило между Кларой и мной.