сильнее, чём пароход во время бури, Жорка перенёс эту качку лучше. Возможно, сказалась привычка, а может быть, и сознание серьёзной опасности, грозившей им всем. Было их четверо: старшина катера, он же моторист, матрос – молодой парень и двое пассажиров – наших друзей.

Чтобы катер не захлестнуло волной и не опрокинуло, необходимо было держать его всё время против волны. Сделать это можно было только при помощи двух больших и тяжёлых вёсел, которыми Борису и Жорке и пришлось основательно поработать. Матрос беспрерывно ручной помпой откачивал набиравшуюся воду, да временами рулём поправлял направление катера. В конце концов, мотор удалось починить, и катер прибыл в Амбабозу.

Между прочим, мы уже несколько раз упоминали это название, а ещё до сих пор не объяснили, что оно означает. Дело в том, что бухта эта располагалась с внешней стороны довольно длинного мыса, занятого крутой скалистой сопкой, с противоположной стороны омывавшегося устьем реки Майхэ. По форме этот мыс напоминал голову черепахи с длинной шеей. Жившие в бухте китайцы, а может быть, и приезжавшие сюда хунхузы, окрестили этот мыс «черепашья шея», по-китайски – амбабоза, а от мыса получила название и бухта.

Ребята так измучились за дорогу от Находки, что, приехав в Амбабозу, почти целые сутки проспали в домике того самого рыбака, у которого они останавливались вместе со стивидором. Когда они представили себе, что придётся снова плыть на тяжёлой лодке и грести увесистыми вёслами в течение нескольких часов, то основательно загрустили. Их выручил случай. В этот день в Шкотово оправлялся находившийся на побережье с обследованием рыболовецких артелей инспектор рыбнадзора (в Шкотове появилось и такое учреждение). Он ехал один и согласился взять ребят, разделив, таким образом, расходы по найму лодки на троих. Гребцы из местных рыбаков решили на этом подзаработать и содрали с путешественников непомерную по тем временам плату – по рублю с человека. Но Борис и Жора были готовы и на этот расход, лишь бы им не пришлось грести самим. Волей-неволей согласился с такой платой и инспектор, тем более что для него-то это обходилось дешевле: он до этого договорился, что его отвезут за полтора рубля.

Так или иначе, но утром следующего дня лодка отправилась в путь. Кунгас этот видел на своём веку немало, а в его бортах и даже днище имелось достаточно щелей, пропускавших воду. Борису и Жорке приходилось всё время большой консервной банкой отчерпывать воду.

Плавание проходило относительно благополучно, но около двух вёрст от устья Цемухэ из одной щели выскочила неплотно державшаяся там пакля, вода через образовавшееся отверстие хлынула в лодку, и тут уж никакое откачивание помочь не могло. Лодка начала наполняться водой и медленно погружаться. Это вызвало испуганный крик всех её пассажиров.

Оказалось, что здесь уже достаточно мелко, и когда лодка коснулась дна, то все стоявшие в ней были лишь по шею в воде, впрочем, нашлись и исключения: Жорке вода доходила до подмышек, а маленький инспектор вынужден был держаться на плаву.

Очутившись в воде, оба лодочника принялись отчаянно ругаться, кляня всё на свете и, конечно, прежде всего, ни в чём не повинных пассажиров. Ребята дружно рассмеялись, а инспектор, уже немолодой человек, к тому же одетый в кожаную куртку, суконные брюки и большие рыбацкие сапоги, да ещё вынужденный держаться на плаву, начал звать на помощь. К нему бросились оба парня. Жорка подхватил его за подмышки и потащил к берегу, где скоро стало так мелко, что тот мог стоять сам, а Борис подхватил его портфель, набитый бумагами, всякими актами и докладными, которыми он, видно, очень дорожил. Рыбаки занялись спасением своей лодки.

Так, бредя по воде, все они и передвигались к низкому болотистому берегу. Путь этот для Бориса и Жорки был пустяковым, ведь одеты они были в тельняшки и бумажные брюки, а на ногах имели лёгкие сандалии. Вещей же у них с собой не было никаких. Совсем другое положение было у инспектора рыбнадзора: одетый в тяжёлую намокшую одежду, он еле переставлял ноги, и на преодоление оставшихся двух вёрст им пришлось потратить почти час. Ни у одного из парней даже и в мыслях не было бросить своего случайного попутчика. Так, все втроём они наконец и добрались до берега.

Время стояло тёплое. Тёплой была и вода, ведь шёл июль месяц. Выйдя на берег, они разделись догола, разложили на небольшом бугорке свою одежду, сами улеглись на песчаной отмели и стали уже с шутками обсуждать происшествие. Всех их, в том числе и инспектора, повеселило то, что пытавшиеся ободрать их лодочники сами теперь очутились в весьма плачевном положении. Перевернув лодку днищем кверху, они тащили её к устью реки Цемухэ с тем, чтобы там получить помощь от рыбаков-корейцев, законопатить лодку и вернуться домой. Они понимали, что теперь ни о какой плате за перевоз они не имели права и заикаться.

Горячее июльское солнце быстро высушило намокшую одежду наших путешественников, и часа в 4 дня они уже шагали по улице Шкотова, вызывая любопытные взгляды и пересуды редких прохожих. Их одежда после купания и сушки выглядела так, как будто её только что выстирали, выжали, кое-как просушили, а погладить забыли. Кроме того, один из них, обливаясь потом, тащил в руках кожаную тужурку и толстый портфель, набитый бумагами.

Так возвратились Борис Алёшкин и Жорка Писнов из своей пароходной эпопеи, как они эту работу впоследствии называли. Через несколько дней Алёшкин получил очередной отпуск на две недели.

Между прочим, в те времена отпуск такой длительности раз в году получали почти все служащие. Исключение составляли учителя, у которых отпуск длился месяц.

Озьмидов посоветовал Борису вновь поступать в Лесной институт, так теперь стал называться лесной факультет ГДУ, его директором по-прежнему был Василевский. Алёшкин числился в отпуске по болезни и мог начать ученье на первом курсе без сдачи экзаменов.

– Если же у тебя желание к серьёзной учёбе пропало, то я тебя откомандирую в главную контору Дальлеса для направления на работу на один из лесопильных или лесотарных заводов. Здесь ты успел практически выучиться уже всему, чему можно выучиться на участке заготовки леса, там поучишься делу лесообработки. Хотя и не будет у тебя высшего инженерного образования, так практическое будет! – так говорил заведующий шкотовской конторой Дальлеса Борис Владимирович Озьмидов, почему-то полюбивший этого юного, проворного и довольно способного паренька.

Борис, уважавший своего начальника, дал обещание, что по окончании отпуска обязательно поедет в город и выяснит у Василевского возможность возобновления учёбы. Однако судьба